Шрифт:
— Что сегодня делал мой сын? — спрашивает он.
— Не так уж трудно догадаться, — говорит мать. — Взгляни на его рубашку.
— У меня все готово, — говорю я.
— Карбюратор не течет?
— Я подтянул гайки…
— Я в воскресенье задумала печь пироги, — говорит мама.
— Какие пироги? — спрашиваю с возмущением я.
Это не что иное, как посягательство на нашу рыбалку.
— Пироги — это хорошо, — говорит отец.
— И, кроме того, в субботу вечером в клубе концерт… Приехали артисты из Ленинграда.
— Из Ленинграда? — переспрашивает отец.
— Мы же хотели… — говорю я.
Отец мне мигает: молчи!
— Я вот что предлагаю, — говорит он. — Артистов и пироги мы объединим, а в воскресенье рано утром махнем на озеро.
— То на небе, то на озере, — недовольно говорит мать. — Когда же ты дома бываешь?
— В сентябре возьмем отпуск, — с подъемом говорит отец. — И закатимся на юг…
— В сентябре? — спрашивает мама. — Ты же говорил — в августе?
— Отпадает… В августе… Понимаешь, новая машина прибыла — должен же я ее испытать?
С аэродрома поднимается самолет. Взглянув на него, отец говорит:
— Семенов пошел…
— Вот пусть Семенов и испытывает, — говорит мама. — А мы поедем в отпуск.
— Чудачка, — говорит отец. — Да кто в августе ездит на юг? Жара, духота, а вот в сентябре — красотища!
— Ты в третий раз переносишь свой отпуск… Скоро ты меня убедишь, что на юге лучше всего в январе или в феврале. Будем на коньках кататься на Черном море.
— Черное море не замерзает, — говорю я.
— Спасибо, я не знала…
Но отец нас не слушает. Он, нахмурив лоб, прислушивается к удаляющемуся гулу самолета.
— Нина, — говорит он. — Напомни мне, чтобы я позвонил на аэродром…
— Вместе с тобой небо приходит и в дом… — грустно говорит мама.
— Ты посмотри, какой сегодня закат! — говорит отец. — Никак соловей?
— Слава богу, услышал… — улыбается мать.
А закат действительно на славу. Вершины елей и сосен стали черными на желтеющем фоне неба. Не шелохнется ни одна травинка. Тихо стало вокруг. А в роще свистят и щелкают на все лады сразу, наверное, десять соловьев. А в ольшанике соловьи молчат. Они никогда не перебивают «заслуженных».
Мы идем вдоль ржаного поля с васильками, а над нами, на темнеющем небе, расползается белая дорога, оставленная реактивным самолетом.
Н. ХОДЗА
ТРУС
1
Люся умерла, не узнав моей тайны. Умерла, презирая меня, считая меня трусом.
Расскажу все по порядку.
На первомайском вечере в школе Люся читала стихи, а я играл на скрипке. Все ребята нашего седьмого «б» орали «браво», «бис», топали ногами и били в ладоши. Я сказал «все ребята», но это не совсем верно. Васька Пенов сидел в первом ряду, он не кричал «браво», не хлопал в ладоши. Я играл, а он смотрел на меня в упор, и зеленые кошачьи глаза его словно остекленели.
Странно, быть счастливым в тот вечер мне мешал неподвижный взгляд Васьки…
Домой я возвращался с Люсей: мы жили на соседних улицах, за Сиреневой рощей.
— Ты здорово играл сегодня, правда-правда, здорово! — говорила она, чуть картавя.
Мне часто казалось, что Люся специально подбирает слова, в которых есть буква «р», чтобы картавить. Откуда она знала, что мне это нравится?
— И ты здорово стихи читала! — сказал я. — Ребята так топали, что пол трещал. Один только Пенов сидел как замороженный!
Люся вдруг остановилась и сказала, опустив голову:
— Васька вчера… признался мне…
— В чем признался?
— В любви…
— В любви? Тебе?! — Я загоготал, точно гусь на реке: — Здорово! Вот потеха!
— Не надо… — сказала тихо Люся. — Над этим не смеются. — И она взяла меня под руку.
Первый раз девочка взяла меня под руку. Я шел не дыша, боясь вспугнуть совсем незнакомое мне ощущение — счастливое и немного тревожное.
Так, молча, мы дошли почти до Люсиного дома, когда из-за кустов сирени вдруг выскочил Васька. Я почувствовал, как испуганно дернулась Люсина рука.
Коротконогий, приземистый Пенов шагал вперевалку пингвиньей походкой, засунув руки в карманы, подняв широкие плечи до самых ушей.
— Под ручку крендельком! — Васька преградил нам дорогу. — Милуетесь-целуетесь! Жених и невеста! На свадьбу позовете?
— Не говори глупостей, Васька!
Голос Люси прозвучал жалобно.
— Иди, иди! — подхватил Васька. — Топай! Сейчас твой музыкант получит до-ре-ми-фа-соль!
Едва Люся скрылась за кустами сирени, как мы уже схватились. Мы бились, неумело колотя друг друга куда попало. Каждый из нас побывал не раз на земле, носы у обоих были расквашены, но мы продолжали биться, разъяряясь все больше и больше. Ударом в грудь я сбил Ваську с ног, но он сразу вскочил, и кисть моей левой руки оказалась зажатой в его широкой лапе.