Шрифт:
– Не буду.
– Что ж ты тогда, светлый князь, делаешь здесь? Постой-ка, а не ты ль обещался намедни убить султана? Мне все ведомо.
– Змей ты подколодный.
– Змей, говоришь? Спорить не буду, Всевышний нас рассудит. Только как же ты хочешь убить султана? У тебя ж и оружия нет. Видишь этот кинжал? Он твой? Дамасская сталь, рукоять золотая с сердоликами, на греческий манер сделана. С таким кинжалом на султана пойти не стыдно. Хочешь, светлый князь, верну его тебе? Верну, но с условием: исполнишь ты то, что обещал.
Не верит Милош своим ушам:
– Как же так, Баязид? На отца своего замышляешь? Неужто Всевышнего не боишься?
– Сегодня слишком жаркий день, Он прохлаждается на небесах. Я возвращаю тебе кинжал – делай свое дело. За свои я сам отвечу. Судьба моя – быть на османском престоле. Если не сделаю этого сейчас – брат мой убьет меня. Что смотришь так, светлый князь?
Ничего не сказал князь Милош, только спрятал кинжал под одежду.
– Али, слуга мой, свяжет тебе руки, но ты легко развяжешь веревку. Не бойся лишних ушей – Али умеет молчать. Но и тебе про все это говорить не след. Пусть будет верной твоя рука, светлый князь.
– Пусть полученная власть принесет тебе радость, Баязид.
И было все, как сказал младший султанов сын. Связал Али князя, да так хитро, что развязаться проще простого. Пришли в шатер турки – все в доспехах, богатых халатах, чалмах да с ятаганами. Шествует султан среди них, как лев среди шакалов. Грозен видом Мурад, грузен телом. Халат на нем золотой с красным подбоем, на пальцах – сплошь каменья самоцветные. Садится султан на трон золоченый, на подушки атласные, и падают все ниц – от визиря до последнего срамного отрока. Смотрит султан на князя Милоша – глаза у Мурада мутные, нехорошие, – и манит его к себе рукою. А другие на султана и глянуть не смеют – как бараны в стаде, прости Господи! Опустился князь Милош пред султаном на колено, и только тот протянул ему сапог свой для целования, как прыгнул князь, словно барс, и рассек султану нутро его поганое одним ударом кинжала – от брюха до бороды. Началось тут столпотворение несусветное – кровища из брюха хлынула, залила все подушки атласные, завалился султан под ноги, турки туда-сюда бегают, Всевышнего призывают, князя схватили и поднять на копья хотят, но слышен тут голос Баязидов:
– Не убивать неверного! Живым он нужен мне! Завтра мы предадим его смерти на виду у всех – пусть все знают, что бывает с теми, кто посягает на правителей османских. И про смерть султана чтобы в войске не знал никто. За одно слово о ней – смерть неминучая.
Подивились турки словам Баязида, но перечить не посмели – кто знает, может, он султан следующий. Связали они князя Милоша по рукам и ногам да в яму бросили, янычар к нему приставили. Не сбежать тебе, князь.
* * *
Вскочил Милош на резвые ноги,
поклонился до землицы черной:
«Хвала тебе, славный Лазарь-княже!
Хвала тебе за здравицу эту,
за здравицу да за твой подарок,
но такие не по сердцу речи!
Коль солгу я, убей меня Боже,
никогда я неверою не был,
никогда им не был и не стану,
хочу завтра на Косовом поле
я погибнуть за Христову веру!
С тобой рядом сидит твой невера,
втихомолку вино попивает —
Вук Бранкович – клятый и проклятый!
Завтра будет Видов день пригожий,
поглядим же на Косовом поле,
кто тут вера, а кто тут невера!
Что там будет, видит Бог великий,
утром выйду на Косово поле
и зарежу царь-Мурата турка,
и на глотку наступлю ногою;
коли даст мне Бог такую долю,
в град Крушевац ворочусь здоровым,
изловлю я Бранковича Вука,
приторочу к копью боевому,
как старуха кудель к прялке крепит,
на Косово вытащу на поле».
А на поле-то битва не стихает. День уж к вечеру клонится, пролилась кровь на пажити щедро, но не сдаются турки, не сдаются сербы, стоят насмерть. Иссякло терпение у Якуба, старшего сына султанова, – а и не знает он про смерть отцову, исполняется приказ Баязидов. Обнажает он ятаган свой и гонит коня вперед – не терпится ему победу одержать. Тронулось следом за ним правое крыло турецкое навстречу сербам. Заголосили янычары, зазвенели сипахи железом, закричали верблюды. Вот уж и войско сербское должно показаться под рукою Вука Бранковича. Но что это? Нет его! Куда делся Вук? Ищут Вука на поле боя, ищут войско его – ан нету их. Предал Вук своего господаря. Да что там – предал веру Христову. Нет ему теперь прощения. Увел он войско свое. Увидев это, разбежались босанцы с албанцами – бабы, а не воины. Нету больше сербского непобедимого войска.
Рад Якуб, гонит верблюдов в прореху. Но недолго ему радоваться. Падает он вдруг с коня да хватается руками за горло – а оттуда кровища хлещет. Подбежали к нему янычары – а он уж в пыли лежит мертвый. Что случилось с Якубом? Стрела его не находила, меч вражеский не доставал. Не пожалел Баязид яду для брата своего единокровного. Лишилось войско османское в Видов день двух своих повелителей, смешалось. Вот она, победа сербская, осталось только руку протянуть.
Но кто знает судьбу? Встал во главе османов Баязид, султанов младший сын, гонит он отару свою прямо на сербов – а тем и ответить нечем. Полегли витязи в сырую землю. Нет больше Страхини и Лучича. Нет Юга Богдана. Храбро он сражался, славу вечную снискал – всем бы так! Погибли один за другим все девять его сыновей – заменяли они отца, пока рука меч держала, а потом падали, ятаганами да саблями подрубленные. Последним пал Божко Югович, младший сын. Не осталось братьев у царицы Милицы, горько ей их оплакивать. Но не ведает она, что не только братьев лишилась. Выехал царь Лазарь вперед, разит турок, да только конь его оступился да в яму упал. Зовет царь юнаков своих – не могут они к нему пробиться. Турки царя окружили, спешили да в плен увели. Тут дрогнули сербы, побежали болгары да черногорцы, а те, кто остался, преданы были страшной смерти – много дней еще головы на кольях вокруг поля стояли, пугая людей живых.
Страшное ты, поле Косово. Сколько на тебе крови пролилось, но такого не знало ты прежде. Воды Ситницы стали красными. Волки воют, вороны стаями слетаются – знатная для них тризна нынче. Лучшие воины полегли на землю – не поднять их уже. Не петь им песен, не ходить в поле, не ласкать жен своих. Пала в Видов день гордость сербов на целых пять веков.
За полночь достали янычары из ямы князя Милоша, притащили его снова в шатер султанов. А там теперь – новый хозяин. Баязид на троне сидит, на подушках атласных, а на голове его – все та же грязная повязка. Принимает он Милоша по-царски, приглашает с собой отужинать, но отказывает князь – сыт он по горло милостями турецкими. Не унимается Баязид: