— Главное, что живой выбралась, — повторил он, наверное, раз двадцать, а потом ещё и с досадой в голосе добавил: — А я ведь предупреждал императора. Говорил, что рано...

— Если бы не наведённая болезнь, я, может быть, и справилась бы, — не знаю зачем оправдалась.

— Всё равно рано! — Старик раздражённо пристукнул тростью. — Для подобных заданий уж точно! Но он ведь никого, кроме себя, не слышит...

Из всего выходило, что старый хроновик был больше недоволен его величеством, чем своей прошляпившейся ученицей. Это, конечно, радовало, что на меня не злятся, но и добавляло совершенно ненужных мыслей. Мыслей опасных и губительных.

Вентура не благоволит к императору, и это ещё мягко сказано! Не раз и не два мне доводилось слышать критику в адрес великого льва Эргандара. Вейнанд... В свете последних событий он его, наверное, уже ненавидит. Интересно, сколько ещё таких, ненавидящих, мечтающих о... глобальных переменах? Сколько бы эргандарцев, сойди я вдруг с ума и решись на полнейшее безрассудство, сказало бы мне потом «спасибо»?

И что сказал бы... Бриан?

Метания не отпускали, а оставаться наедине со своими мыслями и вовсе было ужасно! Один раз я почти решилась поговорить с другом откровенно, но в тот вечер нас прервала Саная, и я так ничего ему и не рассказала. А больше возможности пока не представилось.

По крайней мере, так я себя оправдывала.

В четверг вечером за мной, как и предрекал Вейнанд, никто не приехал, а в пятницу с утра пораньше ворота Кальдерока распахнулись, отпуская кадетов аж на целых три дня дышать свободой. Многие уезжали к родным, и Нейл с Ронаном и Лоунардом тоже отправились к своим семьям. Кажется, кроме меня в академии остались только Риф с Брианом. Ну и ещё Имада. В отличие от других преподавателей, она была вынуждена все выходные и праздники прозябать в стенах старого замка.

Вейнанд тоже уехал, правда, ближе к вечеру вернулся. И не один, а с моей тётей, которая, едва меня увидев, тут же залилась слезами.

— Оставлю вас, — тихо обронил генерал и вышел из собственного кабинета, осторожно притворив дверь.

Тётя тут же бросилась ко мне. Повисла на шее и сквозь слёзы зачастила:

— Когда Эшвар сказал, что ты во дворце, я сразу туда поехала. Но меня не пустили! Можешь себе представить? Держали у ворот, как какую-то нищенку, а не вдову прославленного полковника Глостера! А потом и вовсе велели уезжать, заявив, что к тебе никому нельзя. Даже родной тёте...

Она горько вздохнула, а отстранившись, внимательно меня оглядела, после чего поджала губы. Кажется, увиденное ей не понравилось. Об этом свидетельствовала не только тонкая линия губ, но и появившаяся на переносице складка. Тессе не было и сорока, но морщины, которых я раньше у неё не замечала, добавляли ей возраста, огрубляли нежные черты лица.

— Ко мне действительно никого не пускали, — мягко подтвердила я и улыбнулась своей растревоженной родственнице. — Приказ императора. Но теперь я поправилась и...

— Он никогда тебя не отпустит, — горько, безнадёжно прошептала тётя. — Так и будет держать при себе, пока не погубит.

Мрачный прогноз, от которого я отмахнулась наигранно-беззаботным тоном:

— Давай присядем. Я правда чувствую себя замечательно и планирую в эти выходные ударно позаниматься. Я пропустила несколько зачётов, теперь приходится нагонять, чтобы не отставать от отряда.

Усадив Тессу в кресло, а сама опустившись на край диванчика, продолжила болтать, легко и непринуждённо. Больно было видеть её такой: встревоженной, расстроенной или, скорее, даже напуганной. Я как могла старалась её успокоить.

— В общем, жизнь налаживается. Ещё пару месяцев, экзамены, а потом лето в Кроувере! Ты даже представить себе не можешь, как сильно я скучаю по дому!

— Действительно веришь, что тебе позволят вернуться домой? — Тесса скептически заломила бровь. — Лайра, ты теперь его собственность. Ты...

— Давай не будем об этом, — попросила с мольбой, и тётя в ответ кисло улыбнулась. — Лучше расскажи о себе. Как проходят твои дни?

По приказу генерала прибежал один из поварят шейлы Милнз с огромным подносом. Забрав у мальчишки угощения, я разлила по чашкам ароматный чай, расставила вазочки с печеньем и конфетами, после чего вернулась на место и потянулась за печенюшкой в форме сердечка. Они у нашей кухарки получались на ура: сладкие, ароматные, с ореховой крошкой и цукатами, а иногда даже с шоколадом.

— В столице жизнь другая. Более насыщенная, интересная, — разламывая в чае кусочек сахара, рассказывала Тесса. — Меня часто приглашают на чаепития и суаре. В клубы рукоделия, чтения и на прочие глупости. Мало кто откажется подружиться с родственницей хроновика. — Она тихо усмехнулась.

— А что генерал? — ляпнула я, и только потом поняла, о чём спросила. Сейчас начнётся... Тесса, беря пример с Эшвара, примется обвинять меня в запретных чувствах, ругать и намекать, что надо было выходить замуж, а не в военной академии выдавать себя за парня.