– Ну, о подполье давай не будем! А молчал, потому что так надо было.

– Тогда о женщинах! Чего один? Где муза?

– Ой, Вань, ты же меня знаешь! Я не из тех, кто подвигами половыми хвастается. Это ты у нас герой, «настоящий полковник».

– Да не было у меня как-то в последнее время никаких подвигов. «Полковнику никто не пишет», а ко мне никто не приходит. Была тут одна особа. По подсказке психолога. И смех и грех! Была или есть? Сам ничего не понимаю.

– Ну-ка, рассказывай!

Так всё и встало на свои места: Александр, много говорить не любивший, стал в основном слушать, а Иван, который просто не мог не делиться наболевшим, рассказывал. Они вышли в зону для курения, затем снова вернулись, а Иван всё говорил. Если б он был чуточку наблюдательнее, то наверняка оценил бы тот факт, что старый друг с какого-то момента стал слушать его уж слишком заинтересованно, даже зрачки его глаз время от времени расширялись. Как будто слушал он не про друга, а про себя. Но Иван был настолько поглощён собой, что, ничего этого не замечал.

Да, друзья были очень разными. Но ведь что-то их связывало с детства. С тех давних пор, когда год длился дольше, чем сейчас десять, когда всё было просто и понятно: где разведчик, а где шпион; где друг, а где враг; где справедливость, а где… Со справедливостью-то как раз и начались у Александра непонятки-заморочки. Как-то слишком рано он заметил, что «по закону», то есть по законам государства, и «по справедливости» – это не всегда одно и то же. А иногда и наоборот. Хотя в фильмах тогдашних бандиты были исключительно негодяями, а милиционеры – героями, но фильмы от жизни всегда отличаются. И только идиоты этого не понимают.

«Наоборот» в этой ситуации тоже не работает. Всё настолько близко, что иногда не замечаешь, что ты пересёк грань. Да и нет никакой грани. «Вор и полицейский – профессии смежные, – шутил один его старый приятель, – и не всегда знаешь, кого надо бояться больше».

Что такое справедливость, Александр теперь оценивал по своим меркам. Если свои люди виноваты – значит с них спрос, если чужие – то с них. Другое дело, что своим можно дать шанс, простить, а чужим…

Когда-то ещё в молодости психолог сказал ему, что из него мог бы получиться классный криминалист, следователь, если не больше. «Не получился!» – смеялся про себя Александр. А годы спустя уже другой психолог, женщина, которую он встретил на воле, высказалась гораздо глубже: «Воры и полицейские служат одним программам, помни это! Сегодня ты воруешь, завтра за воровство наказываешь. Сегодня ты – палач, завтра – жертва!»

Иван возвращался домой пешком. Он потому и опоздал на встречу, что не привык на метро добираться, не рассчитал время. А машину не взял, потому что точно знал: уж коньячку-то они с Саней выпьют обязательно.

Выпили, и он разговорился. Саня – молодец, умеет слушать, а он любит говорить о том, что в душе бурлит-кипит. Рассказал и о работе, и о жене, детях. И о Наде. О том, какая она гордая, красивая! О том, как ему было с ней здорово, как его последний день рождения они встречали вместе. О том, что ничего он не понимает в отношениях с ней, хотя далеко уже не мальчишка.

Что у него с ней? У него-то всё понятно, у него – любовь. А вот что у неё с ним? Вроде как «роман на расстоянии», он – товарищ московско-питерский, она – ростовско-кубанская. Города разные, да и менталитет, судя по всему, тоже.

Рассказал Иван и про Миру-Веру, куда ж без неё?! Или без «них»? Про сильную женщину-психолога, которая, помогая разобраться в запутавшихся проводах его жизни, одновременно распутывала и свою, и жизнь своей сестры, в которую он и влюбился, ещё сам того не зная.

Так и возникли Мира и Вера – две «ипостаси» одного человека [1] . Мира Александровна, как называл он её в первые дни знакомства, стала для него сначала находкой, а потом и «кладезем» для изучения своих программ, страхов и сомнений. Это чуть позже они, можно сказать, подружились. Она даже стала делиться с ним некоторыми «секретами профессии»:

– Любой психолог, если он грамотный и делает всё правильно, умеет работать со многими, в том числе, и собственными глубинными страхами, программами, опасениями. Своими и своих близких.

«Это она про сестру Надю», – «зафиксировал» в голове Иван.

– Как правило, люди, умеющие лечить любой «душевный насморк и кашель», – продолжала Мира, – сами всем этим когда-то переболели. Психологи, психиатры – они ж, в принципе, все – люди непростые. У нас разве дедушка Фрейд простой? Ох, не простой! Когда накопишь каких-то своих «заморочек» и избавишься от них, когда научишься лечить свои собственные «душевные болезни» и «моральные переломы», подходить к чужим становится в разы легче. Только после этого психологи могут брать большое количество клиентуры.