Шрифт:
Эх, черт! Должно быть, напился – развезло.
– Простите, я, наверное, увлекся – далеко в память нырнул.
Анна Михайловна начала собирать посуду со стола.
– Вы останетесь ночевать?
– Да, если можно. А завтра на электричку и поеду дальше.
– Вы, ей богу, как тот киногерой – самовара вам в вагоне не хватало явно…
Кашапов не понял, о чем она это.
– Простите, скажу от сердца – увидел вас и будто кирпичом по голове.
– Бывает, – сказала Анна Михайловна с тоской и устало. – Только вы очень молоды для меня, старой бобылки.
– Кого-кого?
Она махнула рукой, усмехнувшись:
– Ладно, проехали…
Что-то в лице этой женщины вызвало в Сейфуле ощущение бесконечной жалости. Это было правдой – сердце кольнуло даже страданием за нее. И довольно сильно. Вот собой он был недоволен – увалень какой-то, не кавалер. Недостает слов, которыми надо выразить свои чувства. Он теперь, в эти минуты, вполне ощущал, что эта женщина нужна ему не только для секса. А вообще – может быть, даже для жизни… Если бы он был несудимый, а она – вышедшей на свободу зечкой, он бы ей все простил и пригрел на своем сердце…
– Что с вами? – спросила Анна Михайловна. – У вас опять такое лицо!
Он повернул к ней голову, поглядел на нее, заглянул в ее черные, сверкавшие в эту минуту глаза, попробовал усмехнуться, но не смог – был мрачен как ночь и задумчивым очень.
Хозяйка попробовала было спросить:
– О чем это вы сейчас думали? – расскажите.
Но Кашапов пробормотал ей в ответ с самою кислою миной что-то неопределенное.
– Вы верно устали и спать хотите… Я постелю вам здесь, на этом уютном диванчике… – она помедлила, поймала его сомнение, поспешно добавила – Да вы не замёрзнете! У меня летняя кухня, знаете, как берлога. Тут одной теплоизоляции столько…
Сейфула посмотрел на миниатюрный диванчик, скорее похожий на широкое кресло, и покачал головой:
– Удобнее будет на полу.
– Он раскладывается. Помогите мне.
Разложенным, диван мог вместить не только Кашапова – как минимум, места было для двоих.
Не желая мешать хозяйке, Сейфула вышел на террасу, прислонился виском к шершавому стояку. В небе зажглись звезды – было поздно и совсем смеркалось; во тьме вдали светили огни какого-то города. Воздух остыл, было немного зябко… Сзади послышались шаги – вышла Анна Михайловна в домашнем халате. С виду хозяйка была спокойна, хотя голос её вибрировал.
– Ну, как думаете, не замёрзнете? – спросила она. – Не шибко прохладно будет?
Сейфула что-то пробормотал, конфузясь – рукой он держался за перила веранды и свет из дома как раз ярко освещал сейчас тюремную наколку. Но Анна словно бы не замечала её.
– Как вам настоечка моя? Кружит голову? Может еще налить?
– Н-нет… Я не знаю…
– Ну а кто может знать? Вы стесняетесь? А взгляд ваш такой страшный бывает порой – почему?
– Не знаю. Порой и сам себя боюсь.
– Серьезно? Вы трус?
– Наверное, нет. Трус это тот, кто бежит от опасности, а я еще ни от кого не бегал.
– Вы крепкий парень, я заметила. Вам приходилось с кем-нибудь драться?
– Много раз… и даже не пустыми руками.
– Как это?
– Палкой, кастетом, дужкой кровати или заточкой…
– Заточка это что-то типа ножа? Так вы же могли убить человека.
– Убить можно и кулаком…
– Я бы не хотела быть мужчиной…
– Так и не все мужики дерутся – иные в милицию звонят.
– М-да… Теперь уже не стреляются из пистолетов, как раньше… по-благородному. А вы умеете стрелять?
– Из пистолета? Никогда в руках не держал. Из ружья могу.
Ее серьезный вид при таком разговоре, несколько удивил Сейфулу – зачем она его о таких вещах пытает? Он чувствовал, что не для этого она пришла к нему в начале ночи в домашнем халате, под которым угадывалось обнаженное тело. Но не находил слов, чтобы завлечь ее в объятия.
– Спокойной ночи, – сказала Анна Михайловна, но не двинулась с места.
В темноте террасы лицо ее трудно было разглядеть – волнуется она? грустит? чего-то ждет от него? Если бы Кашапов был постарше и имел побольше опыта общения с женщинами, может быть, он разгадал причину ее ночного визита. Хотя, конечно, он догадывался… Что-то ему в душе подсказывало…
Но не было самого главного – отправной точки.
Сейфула вдруг ужасно покраснел – хотя кто бы заметил в такой темноте! – чуть отступил назад и вдруг охрипшим голосом выдавил:
– Иди ко мне.
Анна Михайловна пожала плечами:
– Я думала, ты не решишься.
Она больше ничего не произнесла, повернулась спиной и пошла в комнату. Уже в коридоре шедший следом Сейфула увидел – она развязывает пояс халата. На пороге одним движением сбросила с плеч одеяние, представ в полумраке во всем великолепии своей наготы. В следующее мгновение она юркнула под одеяло…