– А сколько лет детям?

– Точно не помню. Меньше десяти, но точно я не знаю.

– Ox! – голос Хетти прозвучал сдержанно, подавленно.

– В чем дело? – спросил Бак.

– Нет, ничего. Просто…

– Что?

– Не обращайте внимания.

– Скажите мне, мисс Дерхем.

– Помните, что я сказала вам в самолете? В новостях тоже говорят об этом. Исчезают все дети, даже не родившиеся.

– Да.

– Я не хотела сказать, что дети вашего брата…

– Я понимаю.

– Извините, что я заговорила об этом.

– Нет, все нормально. Это странно, не правда ли?

– Да. Я разговаривала по телефону с капитаном, он вел рейс, на котором вы летели. Он потерял жену и сына, а с дочерью все в порядке. Она тоже в Калифорнии.

– Сколько ей лет?

– Думаю, около двадцати. Она учится в Стенфорде.

– О-о!

– Мистер Уильямс, как вы себя называете?

– Бак. Это прозвище.

– Ладно, Бак. Я знаю, как лучше сказать о вашей племяннице и племяннике: будем надеяться, что они – исключение, что с ними все в порядке.

Она заплакала.

– Мисс Дерхем, не переживайте! Никто сейчас ничего не понимает.

– Зовите меня Хетти.

Это позабавило его при данных обстоятельствах. Она извинилась за свою неловкость – просто она не хотела быть слишком официальной. Если он – Бак, значит она – Хетти.

– Думаю, нам не стоит продолжать говорить об этом, – сказал он, – я только хотел сообщить вам новости. Я думал, что, может быть, вы уже знали.

– Нет-нет! Повторзю, я вам очень благодарна. Не позвоните ли вы мне еще как-нибудь в другой раз? Вы такой прекрасный человек, я очень ценю то, что вы сделали для меня. Хотелось бы услышать вас еще раз. Сейчас так страшно. Одиноко.

Он не стал спорить с этим. Удивительно, но ее просьба совсем не звучала как приглашение провести время вместе. Она казалась вполне искренней, и он был уверен, что такая она и есть. Приятная, испуганная, одинокая женщина, весь мир которой перевернулся, как и у него, и у всех других, кого он знал.

Когда Бак отошел от телефона, он заметил как из-за конторки ему машет молодая женщина.

– Послушайте, – шепотом сказала она ему, – мне не разрешили сделать объявление из-за опасения, что может начаться столпотворение, но нам стало известно, что "ливрейные компании" объединились и перенесли свой коммуникационный центр на среднюю полосу около перекрестка Маннгеймской дороги.

– Где это?

– Совсем рядом с аэропортом. Сейчас нет никакого движения ни к терминалу, ни от него. Полный затор. Но если вы дойдете пешком до перекрестка, вы наверняка найдете там ребят с портативными рациями, вызывающих и отправляющих лимузины.

– Представляю цены!

– Даже не представляете!

– Но представляю очередь!

– Как очередь на прокат автомобилей в Орландо, – сказала она.

Баку не приходилось стоять в этой очереди, но он мог ее представить. Именно так все и оказалось. Добравшись с группой людей до перекрестка Маннгеймской дороги, он нашел там диспетчеров в окружении большой толпы.

Периодически провозглашавшиеся сообщения привлекали всеобщее внимание.

– Мы полностью загружаем каждую машину. Сто баксов с человека в любой пригород. Только наличными. В Чикаго мы не ездим.

– Кредитные карточки не принимаете? – гаркнул кто-то.

– Повторчю, – повысил голос диспетчер, – только наличные. Если наличные или чековая книжка имеются у вас дома, можете попросить водителя поверить, что вы расплатитесь там.

Он перечислял компании и направления, которые они обслуживают. Пассажиры, стоявшие в очереди у обочины, быстро заполняли машины.

Бак расплатился за рейс в северные пригороды международным чеком в сто долларов. Через полтора часа он занял место в лимузине с другими попутчиками. Убедившись, что его сотовый телефон по-прежнему не работает, он дал водителю пятьдесят долларов, чтобы воспользоваться его телефоном.

– Никаких гарантий, – сказал тот, – иногда удается прорваться, иногда нет.

Бак подключил телефон к своему компьютеру и набрал номер Люсинды Вашингтон.

– Вашингтон слушает, – ответил мальчик-подросток.

– Камерон Уильямс из "Глобал уикли" просит Люсинду.

– Мамы нет, – ответил молодой человек.

– Она еще в бюро? Я хотел спросить ее, где я мог бы остановиться поближе к Вокегану.

– Мамы нет нигде, – ответил мальчик, – я остался один. Мама, папочка – все ушли. Исчезли.