– Я боюсь того, кто стоит за убийством Дирка.

– Но за тобой весь Скотланд-Ярд, дорогой. Ты сам называешь себя офицером правопорядка, и ты позволишь, чтобы это сошло им с рук?

– Да. И ты поступишь так же!

– Ну, нет. Тогда я не смог бы жить дальше в ладу с самим собой.

– Если ты попытаешься что-то сделать, ты просто лишишься жизни.

Бак подозвал официантку и заказал чипсы. Она принесла тарелку, переполненную жирным месивом. Это было как раз то, что надо. Эль уже начал действовать на него, а сандвича явно было недостаточно. Он чувствовал легкое головокружение. Но теперь он уже опасался, что ему не скоро захочется есть.

– Я слушаю, – шепотом сказал он. – Так кто тебя так достал?

– Если ты мне веришь, тебе это очень не понравится.

– У меня нет никаких оснований не верить тебе, и мне это уже не нравится. Ну так открывай тайну.

– Смерть Дирка была инсценирована как самоубийство. На месте все было прибрано. Тело кремировано, Я предлагал произвести аутопсию – меня подняли на смех. Мой начальник, капитан Салливен, спросил, что, по моему мнению, может дать аутопсия. Я показал ему, что на теле были царапины, ссадины, следы борьбы. Он спросил, уж не думаю ли я, что покойный мог бороться с самим собой, прежде чем застрелиться. Мне ничего не оставалось, как придержать язык.

– Почему?

– Я почувствовал, что дело дурно пахнет.

– А что если я опубликую эту историю в международном журнале, указав на несоответствия? Это должно как-то повлиять.

– Я уже сказал тебе, чтобы ты отправлялся домой и забыл о том, что вообще что-либо слышал об этом самоубийстве.

Бак посмотрел на него с недоверием:

– Никто не узнает, что я был здесь.

– Возможно, это и так, но легко предположить, что ты был здесь. Я-то вот не был удивлен, что ты приехал.

– А почему бы и нет? Мой друг умер, якобы наложив на себя руки. Я не могу пройти мимо.

– Теперь ты пройдешь мимо!

– Ты думаешь, я буду таким же трусом, как ты?

– Камерон, ты знаешь, что это не так.

– Теперь я сомневаюсь, что вообще знаю тебя! Я думал" что мы родственные души, фанатики справедливости, искатели истины. Я – журналист. Ты следователь. Как можно отступать от истины, особенно если она касается друга?

– Ты так и не понял меня! Мне было приказано отшить тебя, если ты здесь появишься.

– Почему же ты меня пригласил?

– У меня были бы неприятности, если бы я стал обсуждать это по телефону.

– От кого неприятности?

– Я надеялся, что ты не станешь спрашивать. Ко мне приходил человек, которых вы в Америке называете киллерами.

– Крутой?

– Вот именно.

– Он угрожал тебе?

– Да. Он сказал, что если я не хочу, чтобы со мной и моей семьей случилось то же самое, что с моим другом, я должен делать то, что он мне скажет. Боюсь, что это был тот самый человек, который убил Дирка.

– Да, наверняка, это был он. Но почему ты не написал рапорт об угрозе?

– Я собирался, но решил сначала кое-что предпринять сам. Я сказал ему, что он может не беспокоиться насчет меня. Но на следующий день я отправился на биржу и попросил, чтобы меня принял Тодд-Котран.

– Сам Великий Человек?

– Собственной персоной. Конечно, у меня не было на это полномочий, но я заявил, что по делу Скотланд-Ярда, и он принял меня. Его кабинет производил мрачное впечатление. Сплошное красное дерево и темно-зеленые занавески. Я сразу перешел к делу. Я сказал ему: "Сэр, я убежден, что вашего служащего убили". – "Вот что я скажу тебе, кореш…" – это слово употребляют кокни в обращении друг к другу, но совсем не люди его статуса по отношению ко мне. Во всяком случае, он сказал: "Вот что я скажу тебе, кореш. Когда в следующий раз кто-то навестит тебя дома в десять вечера, вроде того джентльмена, который был у тебя вчера, передай ему от меня привет, ладно?"

– А ты что сказал?

– А что я мог сказать? Я был так ошеломлен, что у меня отнялся язык. Я только смотрел на него и кивал. "А вдобавок, – сказал он, – передай вашему другу Уильямсу, чтобы он держался подальше". Я переспросил: "Уильямсу"? – как будто не понял, о ком он говорит.

– Кто-то подслушивал телефон Дирка.

– Никаких сомнений. Потом он сказал еще: "Если его придется уговаривать, скажите ему, что я так же неравнодушен, как и он, к его отцу и Джеффу". Это твой брат?

Бак кивнул.

– И ты смотался?

– А что было делать? Я попытался разыграть крутого парня. Я сказал: "А если у меня магнитофон, и я записал наш разговор?" Он ответил абсолютно спокойно: "Он был бы уже зафиксирован детектором на металл". Я говорю: "У меня прекрасная память, я все запишу". А он в ответ: "Рискуешь, кореш. Кому поверят, тебе или мне? Даже Марианна не поверит тебе, конечно, если она будет настолько здорова, чтобы вообще что-либо понимать…"

– Марианна?