Так и шли – сначала в горку, потом, после пересечения оживленной улицы, сияющей гирляндами, под горку, в темноту. Айкен все время убегал вперед, и Брант, обнюхивавший темно-зеленую шляпку Эльги, шепотом спросил:

– Останешься? Лис будет ловить мышей, а я купил торт.

– А что потом? – Эльга подняла голову, оцарапав Бранту нос полем шляпки. – Остаться на одну ночь, половить мышей и утром разбежаться?

– Почему на одну? – удивился Брант. – На сколько хочешь. Сама уйдешь, когда надоест. Или если родители заругают. Только Айкена не бросай, хотя бы к ДК приходи. Он не поймет.

– Откуда такие мысли? – спросила Эльга, покрепче обнимая его за шею. – Что мне надоест или я послушаюсь родителей?

– Ты красивая и умная, – объяснил Брант. – Тебе от меня толку никакого.

– Не будем спорить, – помолчав, ответила Эльга. – Что сначала: чай или мышь?

– Чай, – уверенно сказал Брант. – Айкен поужинает и заснет. А мы спокойно выйдем во двор.

Дом Бранта и Айкена был холостяцким. Видно было, что здесь наводили порядок, но альфья безалаберность побеждала: еловая ветка с травяным шаром, стеклянной сосулькой и кусочком пушистой мишуры, стояла в банке из-под маринованных огурцов – об этом свидетельствовала этикетка – а в симпатичной вазе из дымчатого стекла красовались разноцветные трубочки для сока и расписная деревянная ложка с длинной ручкой. На кухонном подоконнике соседствовали щетка для обуви, утюг и пара луковиц в плошках, отращивавших скудные перья.

Брант выставил на стол посуду – целую и чистую – но расставил ее так, что ни одна чашка не совпадала с блюдцем из чайной пары. Все тарелки были разными – вынимались по одной из стопок в буфете – а из столовых приборов к торту подали что угодно, кроме чайных ложечек. Эльга выбрала себе вилку, Брант взял столовую ложку, а Айкен – десертную.

Она ела, осторожно осматривалась, опасаясь сказать что-нибудь неправильное и ненужное. Отмечала, что у Бранта почти исчезла морщинка между бровей и время от времени проскальзывала улыбка. Свитер с узором отправился в шкаф, широкие плечи обтягивала знакомая черная футболка – местами выцветшая, местами побитая молью. Эльга смотрела на игру рельефных мышц – Брант наливал чай, резал торт, делал бутерброды – и думала о том, что майки и белье лучше покупать того же цвета, подкладывать в шкаф, а старые выкидывать. Вполне возможно, что Брант не заметит разницы.

Айкен объел розочки с торта, перекидываться и бегать во дворе не захотел, ушел в свою спальню почитать книжку, и почти сразу же заснул. Устал за день, насмотрелся на толпу в алтарном зале.

– Вот, – Брант открыл дверь в большую комнату. – Я сплю тут. Ты можешь здесь перекинуться. Если удобно. Вещи можно… – он осмотрелся, снял со стула молоток и два гвоздя и переложил их на подоконник, к пакету макарон и прищепкам: – Вещи можно повесить на стул. А я свои у Айкена кину.

– Подожди, – попросила Эльга, видя, что он шагнул к двери. – Свечки. Нужно зажечь. Наверное, потом, после того, как погуляем. Они быстро сгорают.

Она достала из ридикюля две небольшие свечи-мандаринки, протянула Бранту.

– Можно на тарелку поставить, – подумав, сказал он. – Или на блюдце. О, у меня есть селедочница. Айкен уронил, она треснула. Ничего, если мы зажжем свечи в селедочнице?

– Прекрасный выход, – улыбнулась Эльга. – Главное, что зажжем.

Она раздевалась под нетерпеливое повизгивание лисицы. Превращение было почти безболезненным – в последнее время Эльга чувствовала себя прекрасно, сегодня весь день была в зале на ногах, и после этого только чуть-чуть прихрамывала. Возможно, расхожее утверждение: «Боль уходит, когда рядом твоя истинная пара» имело под собой основание. В том, что Брант – ее пара, Эльга уже почти не сомневалась. Ее тянуло к хмурому альфе, как мотылька на огонек.

«Главное – не сгореть».

Лисица выбежала из комнаты, осмотрела лиса, ждавшего ее на кухне, и заахала.

– Какой большой! Какой сильный! – восхитилась она. – А какой нагрудник! А хвост!

Лис распушился втрое и осыпал лисицу комплиментами. Они вышли во двор под оду кремовой шерсти, изящности лап и пушистости хвоста. Осмотрев снег, ровным слоем устилающий участок, лис сказал:

– Их много вон там, под стеной соседнего дома. Они прячутся под снегом. Сейчас!

Он добежал до края участка и взвился вверх – свечкой, выше собственного роста. Лисица охнула. Лис извернулся в воздухе, нырнул головой в снег, провалившись до половины брюха, и задрыгал задними лапами, держа хвост трубой. Эльга расхохоталась. Лисица на нее фыркнула с ярко выраженным осуждением, встретила вынырнувшего из снега лиса приветственным тявканьем. Тот отряхнулся и побежал к ней, прокладывая дорожку в сугробе. Пойманная мышь, которую он держал в зубах, ошеломленно пищала.

Лис положил добычу на порожек. Лисица благосклонно придавила попискивающую мышь лапой и лизнула подставленный черный нос. Бурый громко завизжал от радости, разбежался и запрыгнул на развилку ствола абрикоса, стряхивая с веток снежные шапки. Лисица подняла лапу и отпустила мышь на свободу.

Лис потоптался на дереве, не удержался, упал в сугроб, дрыгая лапами и веселя Эльгу. Следующая охота была неудачной – нырнувший в снег лис никого не поймал – а еще один прыжок увенчался успехом. Лисица принимала подношение, благодарила лиса, а потом выпускала мышей, которые прятались в щели порожка. Когда бурый запыхался от усердия, лисы медленно обошли участок – кремовая обнюхивала лунки и следы, восторгалась охотничьими достижениями своего избранника, ворошила носом заснеженную шерсть и смеялась, когда лис щекотал ее усами.

Потом они немного посидели на порожках, любуясь звездным небом, а когда замерзли, ушли в теплый дом. Лис прошел в большую спальню вслед за лисицей, Брант подхватил Эльгу, помогая ей подняться, заключил в кольцо рук, спросил:

– В душ?

Эльга кивнула. Чиркнувшая спичка зажгла свечи – близилась полночь, которую и люди, и оборотни встречали при свете, чтобы Хлебодарная могла увидеть и изгнать притаившуюся в домах нечисть. Брант следил за ее движениями, прижимаясь сзади, подгоняя доказательством крепнущего желания.