– Обижаете.

– Всё-всё, не буду. А скажите, милое дитя, почему ваша белка, как её зовут, кстати?

– Галя.

– Галя, значит… Так почему Галя не выходит?

– Так вы же ещё ничего не выпили.

– То есть, как только выйдет – сразу хватит?

– Нет, если выйдет, значит, она вам наконец-то рада.

– А что, она может быть не рада гостям?

– Если честно, она людей вообще не любит, особенно, трезвых.

– А знаете, я её понимаю. Ваше руководство не будет против, если я пришлю Гале кедровую шишку?

– Руководство тоже людей не сильно, но те, кто хорошо относится к Гале, могут рассчитывать на снисхождение.

Седовласый буфетчик в белоснежном кителе вынес поднос с запотевшим графинчиком, сказал: «Я не прощаюсь» и степенно удалился. Вечер вступил в долгожданную фазу.

– Всё у них хорошо, только рюмочки маленькие.

– Ильич, щас только скажи, тебе стакан принесут.

– Чего его нести, вот он на столе стоит.

– Так туда и лей. Только себе, а мне половинку вот этой маленькой. Она ж должна одним глотком заходить, иначе невкусно. Или ты торопишься?

– Ладно, давай уже, ценитель, вздрогнем.

Чокнувшись, мы спокойно выдохнули, опрокинули свои рюмки, не сговариваясь, поднесли к ноздрям по куску хлеба и замерли, прислушиваясь, как первый шарик холодной жидкости стремится занять своё место внутри.

– Да-а-а. Вот сколько раз уже, а первая всегда как-то вот хороша.

– Тогда давай скорее вторую, а то третья поздно будет.

– Да что ж ты так торопишься?

– Медленно спускаться с горы мы будем после пятой, а сейчас я хочу стать хорошим человеком. Вы же понимаете, что человек, которому хорошо, не может быть плохим.

– Тогда – за хороших людей, нас не так много.

Маленький огурчик действительно хрустнул и его сок перемешался во рту с водочным ароматом. Первые рюмки дают ощущения от самой водки, ещё не перебитые горячими закусками. Ты понимаешь, хорошая или нет, с удовольствием сегодня или потому, что надо, а некоторым удаётся даже предугадать, будет ли добрым утро. Пауза между второй и третьей немного длиннее.

– Вот холодная, а греет. Ильич, а за что мы сегодня вообще пьём?

– Подожди, ты же сам сказал: «Ну шо?»

– Да? Согласен, мой любимый тост, кстати.

– Ага, это лучше, чем «За дам» или «За тех, кто в море», хотя… – Девушка! Подойдите, пожалуйста. Да. Нагнитесь чуть-чуть. Нет, не пугайтесь, я не собираюсь зарыться носом в Вашу роскошную грудь, просто я уже старенький и отсюда не вижу, что написано у вас на бирке. Вот! Лера. Позвольте, Лера, мы выпьем за Вас. Других дам здесь нет, а у нас третий тост. Мы даже встанем. Вы не будете против?

– Твою ж…

– Вставайте, вставайте, проявите уважение к труженице общепита. Много женщин в ваших никчемных жизнях радуются, когда вы пьёте водку? Вот. Такое нужно ценить, – он отставил локоть в сторону, – Лера…

Тихий звон рюмок, скрежет стульев по плиткам пола и снова хруст. На этот раз – капусты.

– Да, дивчину я, кажется, смутил.

– Она сама кого хошь смутит.

– Вот как у них это получается? Она от нас отошла, а прям даже по спине видно, что улыбается.

– Да, работа нескучная, не бумажки целый день перекладывать. Постоянно есть о чём вспомнить.

– Капустка, кстати, у них хорошая, не вонючая и жуётся приятно, нет ощущения, что варёная.

– А какой от неё рассол… Не будем девчонку гонять, но, когда следующий раз подойдёт, я попрошу, чтобы принесла, они так делают.

– А ты посмотри внимательно на водку. Там на один раз осталось. Нам всё равно её звать.

– Ну да. – Лера! Будьте добры, передайте буфетчику, что мы по нему тоскуем и, чтобы два раза не вставать, скажите, пожалуйста, на кухне, что мы просим по полстаканчика рассола от капусты.

– Ещё же не утро…

Я поперхнулся, Ильич закашлялся, а Саня просто захохотал.

– Вы знаете, Лера, как звучит слово «чаевые»?

– Да, оно так приятно звенит.

– Нет, в Вашем случае оно будет приятно шелестеть, Вы только что меня убили насмерть.

Ильич разлил по рюмкам остатки водки и Лера, незаметно подхватив пустой графинчик, исчезла.

– Мы как-то пили с товарищем, а с нами араб один оказался, ну, так получилось, он его сотрудником тогда был, Саня его знает. И вот, поскольку он не пил, мы его определили на разлив. Трезвый, рука не дрожит, мечта, а не аналитик. И, в общем, заканчивается бутылка, он её пытается на стол поставить, а товарищ, громко так: «Нельзя! Забери!» Тот хватает бутылку, двумя руками, прижимает к себе: «Пащему?» Товарищ: «Упадёт». Упал, короче, я.