Черты его не дрогнули, но в глубине прозрачно-желтых глаз скользнула мысль. "Перебирает возможности?
– предположила она.
– Или просто придумывает очередную байку?"

– Вы превосходно хранили секреты в течение целого года, - помедлив, сказал он.
– Уверен, что мисс Поттон сумеет хранить их не хуже.

Поезд тряхнуло на стрелке; за окном полетели каскады огней. В коридоре затявкала собачонка. Хозяйка тут же на нее прикрикнула.

– Я так понимаю, что ужин будет накрыт в полвосьмого.
– Исидро указал на буклет, не коснувшись его пальцем. Жест, как всегда, был скуп, еле намечен, словно за долгие годы Исидро надоели человеческие движения, мимика, речь. И Лидия вспомнила вдруг древние межевые камни близ Уиллоуби-Клоуз, где прошло ее детство.

– Предлагаю, если не возражаете, перейти в купе мисс Поттон. Вы играете в пикет, сударыня? Превосходнейшая из игр, повторяющая в миниатюре все людские дела. Уверяю вас, - добавил он, встретив взгляд Лидии, - что ни у вас, ни у нее нет причин бояться меня.

– Я и не боюсь, - сказала Маргарет.

Исидро по-прежнему смотрел на Лидию.

– Я не верю вам, - сказала она.

Вампир отдал поклон:

– Эта новость разбила мое сердце.

А в следующий миг он исчез. Маргарет, как и Лидия, не уловившая момент его ухода, сначала остолбенела, затем кинулась по коридору в сторону своего купе, забыв даже извиниться.

Мисс Поттон вернулась через полчаса и тихо постучала в занавешенное окошко. Лидия, так и не собравшаяся за все это время надеть пенсне и достать прихваченный в дорогу номер немецкого медицинского журнала, прервала созерцание цветовых пятен и сказала:

– Войдите.

Гувернантка запнулась на пороге, будто опасаясь выговора. Свою неописуемую шляпу она сняла. Волосы ее были гладко зачесаны и заколоты на макушке. В сновидении они выглядели куда роскошнее: тяжелые, шелковистые, черные, как ночь.

Я назвала ее дурой, - вспомнила Лидия, заметив неуверенность в ее глазах.

Но она и есть дура!

Однако сколько ей об этом ни тверди, толку не будет.

Лидия глубоко вздохнула, поднялась и взяла ее за руку.

– Извините, - сказала она.
– Я не верю ему, но это еще не повод... сердиться на вас.

Мисс Поттон робко улыбнулась в ответ. "Пытается представить, сообразила Лидия, - путешествие в обществе холодной и враждебной попутчицы".

– Ему можно верить, - сказала Маргарет, и голубые глаза ее были серьезны.
– Он настоящий джентльмен.

Холодный убийца, забывший за три с лишним сотни лет, что значит быть человеком.

– В этом я никогда не сомневалась, - сказала Лидия.
– Он там?
– Она указала глазами в сторону коридора. Маргарет кивнула.
– Не могли бы вы подождать меня здесь? Мне надо сказать ему пару слов наедине...

Исидро раскладывал солитер. Рядом с картами (четыре колоды) на столике лежали абака, счетная машинка и записная книжка. Свет из коридора бледно отразился в его глазах. Само купе было погружено в темноту.

– Вы призвали ее ради меня? Потому что леди не должна ездить одна, я правильно вас поняла?

Он утвердительно наклонил голову, в полумраке очень похожую на череп.

– Не значит ли это, что леди также не должна ездить в одной компании с заведомыми убийцами?

– С одним из них, сударыня, вы делите ложе вот уже семь лет, - ответил ей еле слышный голос.
– В мое время леди ездили с убийцами постоянно, что было вполне разумно, ибо леди нуждаются в защите.
– Белая рука, почти бестелесная в тени, метала карту на карту, перебрасывала кость на абаке, делала пометки в блокноте.

– Было ли принято в ваше время, - упорствовала Лидия, - выполнять просьбу путешествующей дамы?

– Да, если просьба не была глупой.
– Он перевернул карту и сделал очередную пометку.

– Я не желаю, чтобы вы убивали, пока мы путешествуем вместе.

Еще одна карта - неразличимая в пепельном сумраке. Он даже не взглянул на Лидию.

– Разве только чтобы угодить вам...

Секунду она стояла, прерывисто дыша. Потом повернулась и устремилась по коридору в сторону ресторана, оставив его переворачивать в темноте карту за картой.

6

– Мой дорогой Эшер, ужасная ошибка... ужасная ошибка - Доктор Бэдфорд Фэйрпорт поддернул серые нитяные перчатки и посторонился, давая пройти дюжему белобрысому полицейскому, доставившему в участок музыкально настроенного пьяного. Вена заслуженно пользовалась репутацией города музыки. Оба пьяницы, с которыми Эшер провел прошлую ночь в камере, тоже все время пели, правда, несогласованно: один был поклонником Вагнера, другой предпочитал Штрауса. Долгая выпала ночь.

– Ошибка, черт!
– Эшер закрыл саквояж, удовлетворенный хотя бы тем, что содержимое его осталось нетронутым. Даже слепки ключей были на месте, в потайном отделении. Чиновник в мундире предложил ему расписаться, другую бумагу он вручил Фэйрпорту.
– Видимо, Кароли заметил меня, когда я давал телеграмму в Мюнхене. Полагаю, я еще легко отделался.