Как я усвоила для себя, что в драку никогда не стоит лезть. Как раз тогда, когда кровь впервые капает мне на ключицу, основательно выводя из оцепенения. Как бы ни хотелось, но мне приходится воспользоваться футболкой Егора, чтобы стереть с лица кровь. Но в ту же секунду снова теряюсь, что мне теперь делать с ней? И вновь поднимаю взгляд на своего сводного брата, холодный лёд его глаз, следящих за каждым моим действием, обжигает до мурашек по коже. Егор слишком зол, чтобы думать сейчас о какой-то тряпке. И о том, что стоит посреди заднего двора универа наполовину обнажённым. Футболка ему явно обратно не нужна. Самое время поступить в точности да наоборот.

Но, очевидно, сегодня меня бережёт кто-то свыше, не давая совершить ошибку.

— Что здесь происходит? — требует голос явно кого-то из администрации универа. Потому что тут же звуки толпы рассеиваются, удаляясь во все стороны. — Кайманов?! Римчук?!

К нам спешит мужчина в строгом деловом костюме — Стронский Михаил Сергеевич, заместитель директора института и по совместительству соцработник, отвечающий за все стычки учеников. Мой старый любимый друг, наивно верящий, что его участие может каким-то образом мне помочь.

Кай лениво поворачивается к заместителю, не забыв при этом нацепить на лицо выражение мастерской смеси ехидства и невинности. Рим вновь ругается себе под нос, опуская голову и бурча, что-то вроде «приехали». И только я, как стояла точно облитая грязью, так и продолжаю оставаться неподвижной, изучая взглядом, что творится вокруг.

Новенький пропал, большинство зрителей разошлось на безопасное расстояние, но не слишком далеко, чтобы не упустить возможность понаблюдать.

— Михаил Сергеевич, — приветствует Егор заместителя самым наилюбезнейшим образом, хотя насмешка сочится из каждого звука его голоса. Он показывает на свой обнажённый торс: — Вы тоже желаете насладиться этим зрелищем?

Рядом с нами раздаётся смешок, самые смелые зеваки держатся близко, не желая пропустить очередного представления, разыгрываемое Егором, чтобы потом красоваться рассказами из «первоисточника». Обращаю взгляд на выбитого на мгновение из колеи заместителя, выглядящего так, словно его поймали за чем-то нехорошим. Да, этот метод Егора ещё более грязный, чем все те, что он применяет только ко мне — знать самые отвратительные и низкие слухи, что омрачают репутацию выбранной им жертвы. К Стронскому он тоже нашёл подход, из-за его работы соцработником и помощи парням, оказавшихся в сложных ситуациях, к нему приклеилась репутация «любителя молодых мальчиков». Конечно, это не так. По крайней мере, я на это надеялась, потому что растерянность заместителя выглядит очень натуральной. Он прочищает горло и переводит взгляд на меня, тут же становящийся обеспокоенным.

— Эвелина, — не вопрос и не утверждение, едва ли не мольба срочно рассказать, что случилось.

Его адамово яблоко движется, пока он в напряжении ждёт, продолжая взирать этим взглядом. Он снова наивно надеется, что может помочь. Мой же метод избегания подробностей — просто молчание. Кай и так натянут словно готовая выстрелить тетива, и я не хотела бы, чтобы страдал ещё и заместитель.

Ко мне на помощь приходит Рим, как всегда вовремя включающий режим безнадёжного весельчака.

— Ох, да, наша Лина, — парень кладёт на мои плечи тяжеленую руку, под весом которой я немного сутулюсь, — как всегда, беспомощно неуклюжа, это ж надо было влететь на полной скорости в моё каменное, — для демонстрации он бьёт себя кулаком, — плечо и разбить себе бровь, представляете?

Заместитель даже не удосуживается наградить Рима взглядом, он продолжает ждать, игнорируя этот цирк, который, по-видимому, стоит поддержать, если не хочу, чтобы у Егора имелся ещё один повод меня ненавидеть.

Улыбаться жутко сложно, учитывая, что внутри всё клокочет от обиды и злости, отчего выглядит, наверняка, слишком неестественно.

— Не стоит беспокойства. Я не увидела ребят за поворотом, спеша оказаться в учебном корпусе.

Ложь даже не выходит неправдоподобной, я говорю так, словно сама верю, что именно так всё и было. Но заместитель, конечно же, не купился бы, будь перед ним даже профессиональная актриса. Он делает напористый шаг, как будто пытается вытеснить Егора из моего личного пространства. Рима он не замечает, потому что знает, что этот здоровяк никогда бы не обидел меня нарочито.

— Эвелина, — и снова эта мольба в голосе, — ты должна пойти со мной.

Михаил Сергеевич протягивает ко мне руку, а со стороны Кая раздаётся утробное рычание, словно кто-то протянул руку к волку, в пасти которого кусок сырого мяса.

Да, — вот, кем я себя ощущаю, каждый раз, когда Егор заявляет на меня права — его собственным куском мяса.

— Михаил Сергеевич, — вновь вклинивается Рим, он вовремя выставляет руку, протягивая её вверх моего плеча, что ладонь упирается прямо в его грудь. — Единственное место, куда Эвелине надо, так это к врачу. Или ещё лучше к холодильнику, где наверняка сможет найти уйму льда для своей брови.

Я уже думаю, что и эта попытка провалиться. Всё взгляд — глаза заместителя просят о помощи. Он словно говорит: помоги мне, и я помогу тебе. Но он не знает, что мне уже никто не поможет. И эта безнадёжность, очевидно, уже прожгла меня, стала второй сущностью, она стала мной. Поэтому, когда заместитель видит мой ответный взгляд, он беспомощно отступает. В конце концов, спасение утопающего, дело рук самого утопающего.

А я давно уже на дне.

— Зайди к врачу, а потом езжай домой, Эвелина, я напишу тебе освобождение на сегодня.