Камера, сука. Вот же…

Едва давлю гнев, понимая, что сам оплошал по самое не хочу. Наблюдая, как Леся уходит, у меня в голове крутится одно единственное понимание. Кажется, я всерьёз заигрался.

«Абсурдно», «Невозможно», «Такого просто не могла допустить наша клиника».

Чертовы заученные слова, а у меня от них уже мозг выносит и перед глазами всё багровеет. Ярость выходит из под контроля, что приходится поколотить собственную машину.

Этот Скотский — или как его там — Борис Ильич повторял слова по тысячу раз как гребанный робот, задачей которого является отмазать клинику всеми возможными способами.

Сам не понимаю, на что рассчитывал, когда шёл к нему повторно требовать поднять события того дня. Просто сейчас открылись новые факты, но то, что кто-то смог пройти к матери, не предъявляя никаких документов, доказать невозможно. Собственно, как этот Скотский и сказал: «Невозможно».

Рычу и вновь пинаю по крылу машины. Это какое-то болото, честное слово. Не разобраться, не подойти ни с какой стороны и никак не получить доступ к закрытой информации. Только суд, на который конечно у меня нет полномочий, так как договор заключал чертов отец, которому глубоко пофигу, что на самом деле здесь произошло. За ту запись посещения, что мне отправили год назад, и так пришлось выложить немалую сумму, но на этом всё, что смогли нарыть.

«Это несчастный случай, Егор Эдуардович. Поймите, мы не досматриваем вещи посетителей, кто-то мог пронести наркотики своим родственникам, а они уже поделиться с другими… — неоднозначное пожатие плечами. — Понимаю, это сложно — отпустить близкого человека… — деликатно продолжил директор, но я уже его не слышал».

Пока не замкнуло, послал его куда подальше с его «смирением» и к чертям покинул этот дурдом. Всё, что требовалось, сделал, а растрачивать впустую время больше смысла не видел. В данном случае, деньги тут не работают. Никто не захочет менять свободу на бабки. Тем более тот, у кого их и так дохренище.

С*ка!

Распахиваю дверь и прыгаю в тачку. Секунды не проходит, а я уже завожу двигатель и ухожу в топку. Глаза по-прежнему застланы гневом, а в мозгу всё взрывается, как хочется что-то разгромить. Хоть сейчас отправился бы на ринг, но и с этим труба. Пока не решим, что делать с Удавом, никаких боёв. Эта п*дла может как нечего делать подставить, а нам потом разгребать. Или того хуже — сидеть.

Но в таком состоянии ехать в универ нельзя. Убью кого-нибудь точно, для этого достаточно одного взгляда в сторону Лины и всё — аут.

Торможу на обочине и снова тянусь к бардачку. Такими темпами от выносливых лёгких совсем ничего не останется. И так за день уже идёт третья. Первая — пока гнал в универ, зарабатывая через каждые несколько метров по штрафу, вторая — из универа. Этакая плата за выдержку, что сумел сдержать руки да ещё и ни разу не повернуться, пока птичка переодевалась. Горело по самое не хочу, но благо у руля пока ещё стоит мозг. Но и он нет-нет да поддаётся затеи послать к чертям все моральные принципы.

Тру руками лицо, а затем чиркаю зажигалкой и делаю одну медленную затяжку. Минуты две сижу в полной тишине, раскладывая в голове всё по полкам. И что удивительно, это работает, даже прихожу к мысли, что в конце концов я не животное, чтоб не мог держать себя в руках, а внутри в противовес всё рычит, как задолбало выносить себе мозг.

Какого черта я вообще жду? Серьезно, я ждал два года, пока Лина станет совершеннолетней. А потом и дня не успел насладиться этим охренительным понимаем, что птичка моя, как всё полетело к чертям.

А что сейчас? Какого лешего вообще занимаюсь какой-то откровенной фигнёй, когда могу хотя бы попробовать поговорить с ней?

Вот же, мудак…

Отраву в окно, завожу мотор и давлю газ почти до предела. До универа долетаю за двадцать минут. Оставляю машину и прямиком к учебный корпус, терпение к чертям совсем нет. Заберу Лину прямо с пары, с коридора, столовой — да хоть откуда. Одна только мысль вновь закинуть её на плечо и касаться её кожи, пока несу до машины, воодушевляет так, что фейерверке перед глазами взрываются. Да так, что даже на сразу понимаю, мимо чего проношусь.

Пока…

Торможу и делаю шаг назад.

Да, ладно!

Второй раз за неделю птичка посылает меня так специфично и гениально, что хочется вслух рассмеяться. Серьёзно! Да я за всю жизнь у мусорок в целом не стоял столько, сколько у этой. Ещё и висят штанины джинс так, чтоб точно заметил. Персонально, только для меня.

В голову тут же лезет шальная мысль, что мне чертовски нравится эта игра. Не злюсь, хотя должен бы. Хотя б психовать, что ли. Лина разгуливает по универу в невероятно сексуальном наряде, и все эти несколько часов у каждого, у кого есть глаза и функционирующий член, так или иначе положили это на то, что принадлежит мне.

Эх, Лина-Лина…

Поднимаю взгляд и смотрю на вход в здание, раздумывая, что просто так оставить это никак не могу. Хотя б по той самой полуголой заднице надавать надо, что одобряет уже мой чересчур хорошо функционирующий член. Да что там! Скандирует стоя до помутнения разума, стоит только представить, как буду…

Твою ж мать!

Вот только звонка телефона мне не хватало. Ругаюсь вслух, но аппарат всё же из кармана выуживаю. А когда вижу, что звонит Рим, мигом все фантазии растворяются, точно их не бывало. Тут же жму приём, и мне хватает только одного: