— Взаимно. Что-нибудь еще или я могу пойти домой?

Руслан ничего не ответил, а всматривался в ее кофейные глаза, опустил глаза на губы и отвел взгляд в сторону. В это время Зевс зарычал на бродячую собаку. Тот, поджав хвост, завернул за угол и растворился в темноте.

— Я иду домой. Завтра мне на работу, — произнесла она и открыла дверь ворот, собираясь войти во двор, но ее остановил прозвучавший вопрос.

— И все же, почему ты обрызгала меня водой?

— Просто захотелось! — взорвалась она, устав от этого вопроса. — У меня был тяжелый период! Ты просто оказался не в то время и не в том месте! Уяснил?!

— Тяжелый период? — спросил он, выгнув одну бровь.

— Да, тот, который обычно бывает у девушек в каждом месяце.

Когда до него дошел смысл ее слов, то он ощутил первый укол злости. Затем второй и следом третий. Вместо того, как подсказывали ему остатки трезвого разума, развернуться и уйти, он схватил ее за локоть, припечатал спиной к воротам и зажал рот ладонью, чтобы она не закричала.

Оливия попыталась вырваться и вцепилась пальцами в его руку, но их силы были неравны. Девушка собралась ударить его коленом в пах, но Руслан понял ее намерение и бедром зажал ее ноги. Он снова вспомнил, что под ее платьем ничего нет, и это заставило его автоматически сжать девушку сильнее. Оливия забилась в попытке освободиться, но его острый взгляд заставил ее чуть притихнуть, но недостаточно.

— В твоих же интересах успокоиться и выслушать меня, дурочка, — проговорил он около ее уха и вызвал в ней незнакомую ранее дрожь.

Он сам не ожидал, что поведет себя таким безрассудным способом, но вместо того, чтобы одуматься и отпустить, все еще ждал, пока она успокоится. Ему бы тоже не помешало взять себя в руки. Все-таки за целый год они заговорили впервые, не считая неприметного и соседского приветствия при встрече. Оливия устала бороться и, шумно дыша через нос, перестала сопротивляться. На ее лицо падали тени, а глаза выдавали ничем не прикрытую злость. Руслан же в свою очередь мысленно проклинал всех на свете, ощущая ее обнаженное тело через тонкую ткань платья.

— Так-то лучше, — похвалил он ее охрипшим голосом. — Оливия, я похож на лоха, которого можно обрызгать грязной водой только потому, что у тебя течь открылась? — спросил он тем тоном, с которым обычно разговаривал с провинившимся сотрудником, а именно жестким и требующего немедленного объяснения.

Ее глаза не просто метали молнии, а испепеляли и одновременно убивали. На Руслана это не подействовало. Он мог бы смотреть на нее точно так же. Руслан убрал ладонь, но продолжал прижимать ее к воротам. Оливия покраснела, и это было хорошо видно даже при лунном свете.

— Интересно, как же тебя наказать за тот случай? — подумал он вслух, не дождавшись от нее ответа.

— Мне жаль, что так получилось. Извини, — пробормотала она и попыталась оттолкнуть его, но не получилось.

Ее извинения прозвучали, как чих больного. Он продолжал ее удерживать. Оливия старалась не касаться руками его плеч, и просто зажала руки в кулаки.

— Я сейчас закричу, — пригрозила она, не зная, что еще сказать или сделать.

— Когда люди поймут, кто именно кричит, то не придут к тебе на помощь. Ты всех здесь достала, но я все равно убежден, что ты другая и твоему поведению есть вполне логичное объяснение. До сих пор не пойму, почему ты себя так ведешь. Наблюдаю за тобой в течение года, и постоянно появляется желание зажать тебя, как сейчас, и по-настоящему наказать. Думаю, ты понимаешь, о чем я говорю.

Эти слова подействовали на нее, как удар по голове и полностью лишили воли к дальнейшему сопротивлению. Руслан понял, что не стоило ей говорить о его скрытых желаниях. Она вполне может посчитать его маньяком, хотя он все лишь каждую ночь засыпал с мыслью о ней.

— Я обещаю, что больше ничего плохого тебе не сделаю, — промямлила Оливия. — Не обязательно угрожать мне изнасилованием…

— Изнасилованием? Я еще ни одну женщину не тронул против ее воли.

— А сейчас что ты делаешь? И вообще, у меня парень есть…

— Ты говоришь про сына начальника колбасного цеха, который живет на деньги своего папочки и ни одного дня за свою жизнь не работал, но ведет себя, как напыщенный индюк, разъезжая по городу на дорогой иномарке? Поправь меня, если я ошибаюсь.

— Просто Паша не нашел себя в этой жизни…

— Ты сама себя слышишь, Оливия? Это не мое дело. Ты можешь делать все, что приходит в твою безумную голову, но со мной будь осторожна. Если повторится что-нибудь подобное, то я приму это как приглашение к определенным действиям и твой Пашка, который строит из себя мажора, этому не помеха. Ты поняла, о чем я говорю?

Руслан резко отпустил ее и сделал шаг назад. Оливия пошатнулась, но удержалась на ногах. Посмотрев на него в последний раз, она забежала во двор и с лязгом закрыла железную дверь. Дрожь прошла по воротам и исчезла в пространстве. Оливия вбежала в дом, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Стук сердца отдавался где-то под ребрами и мешал ей нормально дышать и думать. Впервые она не смогла ответить человеку достойно. Обычно не лезла за словом в карман, но сегодня ее ответы прозвучали нелепо. Да еще и сказала ему о женских днях, хотя причина ее поступка была не в них! Дура!