— Насть, я думаю нам уже пора прекращать играть в агентов спецслужб.

— Следует в этой операции диверсии поставить точку наконец. — делится Сонцева со мной своими мыслями и смачно откусывает большущий кусок яблока.

— Три недели прошло, а о нас… даже никто и не спрашивал, ни то что бы искал.

— Местные шаболды говорят, что чужаков во дворе не было, а мужиков на крутых тачках похожих на бандюков из сериала "Бригада" и близко. Они бы точно такое не пропустили. — пережевывая сочный фрукт, резюмирует Солнце.

— Да, наверное ты права. — натянуто улыбаюсь.

— Тем более что в пятницу уже и Максимка из лагеря домой возвращается.

— Ну конечно права Настюш. — и развернув яблоко кусает его с другой стороны.

— Да если бы им было, хоть что то известно, они бы нас и тут нашли.

— И вообще! Мы не виноваты, что смазливая физиономия и упругая задница твоего красавчика кому-то пришлась настолько не понраву, что ее решили поветру развеять. — выдает Сонцева в своем стиле.

— А у тебя между прочим стопроцентное аллиби имеется. В момент взрыва ты была с ним.

— Кстати. — кладет остатки фрукта на стол и вытирает об себя руки.

— Ты мне до сих пор так и не рассказала подруга, чем вы там занимались?

— Света… Пожалуйста. — умоляю с щенячим видом.

— И никакой он не мой. — сглотнув подступивший ком, отвожу глаза от пытливого взгляда "Мисс Марпл" в Светкином лице, приложив к горящим щекам похолодевшие ладони.

— Ну не хочешь и не говори. — обижено бросает Солнце.

— Я и так знаю… Можно подумать я не видела как он тебя глазами поедал. Слюной весь пол забрызгал. — заявляет подруга с видом судебного эксперта.

— Ну хоть намекни Асечка, а … Было что? — наседает эта любопытнейшая особа даже и не думая ретироваться, вгоняя меня еще сильнее в краску стыда.

От этого вопроса внутри все переворачивается, но я тут же давлю в себе любой намек на воспоминание и качаю головой, но Сонцева, естественно, мне не верит.

Слышу как из кармана доносится игра знакомого рингтона.

— Подожди Свет… Отец звонит.

С чего бы? Сердце в груди начинает истерично стучать из за плохого предчувствия.

— Да. — сухо отвечаю на звонок.

— Привет дочунь. Как дела? — вот к чему эти расшаркивания.

— Ты что-то хотел? Деньги в этом месяце ты уже получил. Так с чего бы тебе мне звонить? — задаю волнующий меня вопрос.

— Ну зачем ты так дочунь. Я же папка твой. Я за тебя переживаю.

— Прекрати. — перебиваю.

Просто не могу это слушать. Папка, ага… как же, переживает он.

А потом эта сволочь состоящая со мной в биологическом родстве выдает такое, что я как выброшенная на берег рыба только судорожно открываю рот.

— Ты с ума сошел? Откуда у меня такие деньги? Неделя? Как я по твоему за неделю найду такую сумму, нарисую?

Швыряю телефон на кровать и обхватив голову руками сгибаюсь пополам, хорошо хоть сидела иначе бы упала.

— Сластен что случилось? — обеспокоенно вопрашает Солнце.

— Что от тебя этому мудаку опять понадобилось?

— Три миллиона рублей. — выдыхаю.

Подруга меняется в лице. На несколько минут повисает тишина.

— Три миллиона, а он не охренел? Харя у этого козла не треснит? — взрывается Светка втянув с шумом воздух.

— А чего рублей то, просил бы уже долары или еврики, ну китайские юани на крайняк. С какого перепугу собственно? — Смачно выругнулась и упала рядом со мной на кровать.

— Он проигрался в карты каким то серьезным людям. И если он не рассчитается с ними к концу следующей недели…, то в счет долга заберут квартиру. Но так как ее стоимости не хватит, чтобы погасить всю сумму, они для страховки и убедительности грозятся взять в заложники моего брата, пока отец не найдет денег и не вернет им весь долг полностью.

— И что делать? — интересуется Сонцева с растеренным лицом.

— Я не знаю Свет что делать… Сбережений нет. Кредит мне не одобрят. Есть правда квартира, в которой мы живем с Максом, но она в долевой собственности. Органы опеки не позволят мне ее продать. Я ума не приложу, где мне взять такую сумму.

— Почему так, а?

— Солнце, ну почему одним все, а другим ничего?

Ну как ничего…, фекальных испражнений хоть жопой ешь.

Меня скрутило очередным спазмом, и я заревела в голос, не в силах терпеть это рвущее на части отчаянье.