Вот каким был большой светловолосый ирландец, который сидел сейчас по другую сторону письменного стола и окуривал меня, потягивая нечто, имеющее форму сигары.

Наконец он вынул сей сигарообразный предмет изо рта и начал говорить сквозь клубы дыма.

— Миссис Коррелл, которая, как ты говоришь, связана с дочками Бэнброка... месяца два назад на нее напали и ограбили. Восемьсот долларов. Ты в курсе?

Я не был в курсе.

— У нее забрали что-нибудь, кроме наличных? — поинтересовался я.

— Нет.

— Ты в это веришь?

Он усмехнулся.

— Именно, — кивнул он. — Мы не схватили пташку, которая тут поработала.

С женщинами, которые теряют наличные, никогда не знаешь, что тут — ограбление или приобретение.

Он втянул в легкие немного отравы из своей сигарообразной штуки и добавил:

— Но не исключено, что нападение и в самом деле произошло. Что теперь ты намерен делать?

— Сходим в агентство, посмотрим, не появилось ли что-нибудь новенькое.

Потом я хотел еще раз поговорить с миссис Бэнброк: может, она что-нибудь расскажет нам о миссис Коррелл.

В агентстве я получил отчеты по оставшимся в списке лицам. Никто не знал, где находятся девушки. Мы с Редди отправились в дом Бэнброков в Си-Клиф.

Бэнброк позвонил жене и рассказал ей о смерти миссис Коррелл. Нам она сказала, что понятия не имеет, каковы причины самоубийства. И представить не может, что между самоубийством и исчезновением ее падчериц существует какая-то связь.

— Когда я последний раз видела миссис Коррелл — две или даже три недели назад, — она выглядела, как всегда, довольной и счастливой, — сказала миссис Бэнброк. — Она действительно была капризна по своей натуре, но не до такой степени, чтобы совершить подобное.

— Не было ли у нее неприятностей с мужем?

— Нет. Насколько я знаю, они были счастливы, хотя...

Она оборвала фразу. В ее глазах мелькнули сомнение, озабоченность.

— Хотя? — повторил я.

— Если теперь я вам не скажу, вы подумаете, что я что-то скрываю, — сказала она, покраснев, с усмешкой, в которой было больше нервов, чем веселья. — Я всегда немного ревновала к Ирме. Она и мой муж... ну, все думали, что они поженятся. Это было перед нашим браком. Я никогда не выдавала своих чувств, здесь, наверное, просто мнительность, но я всегда подозревала, что Ирма вышла замуж за Стюарта скорей из духа противоречия, нежели по другой какой-то причине... и что она по-прежнему любит Альфреда... моего мужа.

— Был ли какой-нибудь определенный повод, чтобы так полагать?

— Нет, откуда! Я никогда по-настоящему не верила... Так, неясное чувство. Скорее всего, просто моя подозрительность...

Приближался вечер, когда мы с Патом вышли и? дома Бэнброков. После того, как мы разбежались, я зашел к Старику — директору филиала агентства в Сан-Франциско, моему шефу, и попросил его, чтобы он дал задание кому-нибудь из агентов изучить прошлое Ирмы Коррелл.

Я просмотрел утренние газеты, — те, что появляются чуть ли не сразу после захода солнца, — прежде чем пойти спать. Они подняли немалый шум вокруг нашего дела. Поместили все факты, кроме тех, которые касались Ирмы Коррелл, плюс фотографии и богатейший набор обычных в таких случаях домыслов и всяческого вздора.

На следующее утро я подался на поиски тех приятелей девушек, с которыми еще не разговаривал. Кое-кого из них нашел, но ничего стоящего узнать не удалось. Около полудня я позвонил в агентство, чтобы выяснить, не появилось ли что-нибудь новенькое. Появилось.

— Был недавно телефонный звонок из конторы шерифа в Мартинесе, — сказал Старик. — Один виноградарь-итальянец из Кноб-Вэлли нашел два дня назад обгоревшую фотографию, на которой он, после того, как познакомился с сегодняшними утренними газетами, опознал Рут Бэнброк. Поедешь туда? Помощник шерифа ждет тебя с тем итальянцем в полицейском отделении в Кноб-Вэлли.

— Еду.

На пристани я использовал оставшиеся до отплытия парома четыре минуты на то, чтобы попытаться дозвониться до Пата. Безрезультатно.

Кноб-Вэлли — городишко с неполной тысячей жителей, грязный и унылый. Меня доставил туда местный поезд Сан-Франциско — Сакраменто сразу же после полудня.

Я немного знал тамошнего шерифа — Тома Орта. У него я застал ожидавших меня людей. Орт представил нас друг другу. Помощник шерифа, Эбнер Пейджет, неповоротливый тип лет сорока с небольшим обвислым подбородком, худым лицом и блеклыми умными глазами, мне сразу понравился. Итальянца звали Джио Кереджино — низкорослый брюнет с пышной шевелюрой, крепкими желтыми зубами, которые он демонстрировал в вечной усмешке, обитавшей под черными усами, и кроткими карими глазами.

Пейджет показал мне фотографию. Обгоревший кусочек бумаги величиной с монету в полдоллара, вероятно, часть снимка, которую не уничтожил огонь. Рут Бэнброк — никаких сомнений. Необычно возбужденное, как у людей, чем-то одурманенных, и глаза больше, чем на всех других фотографиях, но ее, несомненно ее лицо.

— Говорит, — пояснил Пейджет сухо, указывая движением головы на итальянца, — что нашел это позавчера. Ветер швырнул снимок ему прямо под ноги, когда он шел неподалеку от своей усадьбы. Он поднял фотографию и, сам не зная почему, сунул ее в карман.