Она опустила голову. Спутанные, в саже и в запёкшейся крови волосы упали на лицо. На площади, снимая шлемы и шапки, склонили головы остатки её войска. Скоя'таэли негромко повторяли имена, будто звали, товарищей из отряда Гвеннита и тех, кто пал на стенах.

— Мы будем помнить их всегда! Но впереди у нас — жизнь! За работу!

***

До сумерек мы таскали раненых в госпиталь, разыскивали живых среди павших. Шани с травником забыли о вражде и принимали пациентов.

Городскую шахту открыли, и на помощь в госпиталь пришли женщины. Крики радости перемежались плачем утраты.

Я, не разгибаясь, помогала перевязывать, обрабатывать раны мазями и эликсирами, таскала чаны с замоченными в спирте холщовыми салфетками. Я высматривала Иорвета, но не могла найти его среди раненых.

Уже глубокой ночью мы вместе с молодой, ещё безбородой коренастой краснолюдкой на носилках тащили из операционной увесистого, с рябым широким лицом мужика, которому Шани извлекла из кишок обломок арбалетный стрелы. Бывший крестьянин в бреду хватал краснолюдку за руку, звал Доротой, просил прощения и обещал, что такого больше не повторится. Краснолюдка кокетливо хихикала и сбрасывала шарящие по ней руки.

Из одной из комнат коридора вышел Киаран и тихо прикрыл за собой дверь.

— Он пришёл в себя, — шепнул он мне и мягко улыбнулся, проходя мимо.

Мы с краснолюдкой притащили раненого в зал, превращённый в больничную палату, и передали в руки бледного, с кругами под глазами Виго Бамберга. Низушек кинулся к пациенту с чашкой мутного отвара.

Я незаметно выскользнула из зала и вернулась к двери, из которой вышел Киаран. В маленькой комнате на постели в каменной нише лежал Иорвет, над ним склонилась Шани. Рёбра эльфа были перебинтованы, из-под повязки тянулась тонкая изогнутая трубка, уходящая в бутыль с водой. Из конца трубки в воду поднимались редкие пузырьки.

— Жить будет, — успокаивающе сказала медичка. — Внутренние органы отбиты знатно, и правостороннее collapse de pulmone.

— Что-что?

— Правое лёгкое схлопнулось, — пояснила она и махнула рукой на трубку. — Будем теперь обратно его надувать. Придется полежать с неделю.

Губы Иорвета шевельнулись. Шани поднялась, устало потрепала меня по руке и вышла. Я присела на край постели эльфа, не зная, что говорить или делать.

Иорвет был без повязки, тёмные волосы разметались, падая на лоб, на пустую глазницу и обезображенную правую часть лица. И всё равно он был самым красивым мужчиной из всех, кого я знала. Здоровый глаз с густыми ресницами был закрыт, черты лица заострились, щеки впали, ещё более подчёркивая тонкий, с горбинкой нос и острые скулы. Я нерешительно подтянула край одеяла, прикрыв обнажённую грудь эльфа.

Веки его дрогнули, по лицу разлилась бледность, на лбу выступили капельки пота.

— Bloede arse, — прошептал он. — Вот срань, лучше бы сдохнуть там, чем это.

Он неловко потянулся левой рукой к повязке на груди.

— Очень больно? — тихо спросила я.

Он не ответил. Закусив губу, тихо задышал. Боль отступила, тело его расслабилось. Иорвет приоткрыл глаз, требовательно и с каким-то отчаянием впился взглядом мне в лицо.

— Скажи, зачем ты спасла меня?

Мне очень хотелось взять его за руку, и я сцепила пальцы рук на коленях.

— Потому что ты мой друг.

Иорвет глубоко вздохнул, глаз опять закрылся, дыхание выровнялось. Он спал. Я сидела рядом, пока моя голова не начала падать на грудь, потом встала и аккуратно прикрыла за собой дверь. На улице начал сереть рассвет.

Пламя факелов и подвесных жаровен, заправленных свежим маслом, ярко освещало шахту. Тяжёлый смрад разложения, доносившийся из взорванных пещер, смешивался с затхлым стоячим воздухом древних подземелий. Краснолюды, сопровождавшие меня, были в приподнятом настроении.

— Мечей у нас теперь — на три армии, и каких! Чёрные на стали не экономят.

— Лучше бы уж с топорами пришли, — пробурчал Ярпен Зигрин.

— Переплавим, — Дагг Борос махнул рукой, — и доспехи туда же. Я давеча в один влез да застрял.

— Жопу, никак, отрастил? Или сиськи?

— От сисек я б не отказался, так бы и мял себя весь день. Да отрастишь тут, — Дагг вздохнул и любовно погладил широкую грудь. — А кольчужки у них хорошие, подкоротить бы только.

Я улыбнулась, глядя, как важно краснолюд ступает в кольчуге, которая, словно платье, доходила ему до щиколоток.

Прошла неделя со дня битвы. Нильфгаардцев схоронили в кургане далеко за городом, а павших защитников с почестями в старых краснолюдских катакомбах под Вергеном. Почти треть ополчения полегла в бою.

О том, что делать с пленными, у Саскии с Ярпеном Зигрином разгорелся жаркий спор, в котором Аэдирнская Дева под молчаливое одобрение остальных взяла верх.

— Мы не убиваем пленных, — рубанула она. — Они искупят долг работами в разорённых деревнях, и потом мы доведём их до границы. Выкуп за них всё равно не дадут. А за попытку побега — смерть.