– Да пойми ты, времени на дипломатию у нас с тобой нет. Нам нужны стабильные поступления платежей. Внутренние поставки остановились, как и вся надежда на экспорт. А то ты сам этого не понимаешь. Давай договоримся так: я даю тебе неделю на прокачку, максимум – десять дней. Через неделю жду твоего доклада. Нечего с ними любезничать. Не хотят – не надо. Точка!

На срочной утренней планёрке мы ещё раз со всех сторон изучили проблему. Первое: надо перевести письмо на русский язык, но где взять человека, хорошо владеющего латышским? Пришлось действовать решительно, по старинке, с давлением. Ставлю задачу: к вечеру у меня на рабочем столе должно быть имя такого человека.

Однако такой специалист был найден гораздо раньше. Оказалось, что одна наша сотрудница долгое время жила в Риге. Сейчас по известным причинам вынуждена была вернуться в свою родную Удмуртию.

На перевод письма у неё ушло не более часа.

Стало ясно: по настойчивым рекомендациям руководства страны и следуя веяниям нового времени, наши партнёры решили показать кто есть кто и предложили новую формулу бизнеса: теперь будем переписываться по-латышски и по-русски.

Задачка, однако, получается! Казалось бы, всем понятно, что подобные вещи неизбежно приведут к введению новой единицы переводчика латышского языка для обслуживания невесть какого большого контракта. Мы пробовали договориться по телефону, что найти человека с латышским языком – не проблема, но готов ли наш партнёр платить за товар по возросшим ценам? Наши затраты возрастут – это факт: переписка на латышском, техдокументация, отгрузочные документы, инструкции по эксплуатации и прочее. Тем не менее партнёр бросил нам вызов: «Извините, но мы не можем принять ваши контраргументы».

Рассудив трезво, мы пришли к выводу, что надо как-то аккуратно показать непрактичность такого подхода. Это что же, мы теперь будем раздувать штаты до беспредела? Сделать такой дипломатический манёвр надо предельно взвешенно и тактично, так, чтобы клиент сам понял контрпродуктивность своей новой позиции.

Решение было найдено!

Наш завод находится в Ижевске, столице Удмуртской Республики. Язык коренного населения – удмуртский, относящийся к финно-угорской семье. Вот и будем теперь переписываться на удмуртском и латышском.

Светлана Ижболдина, в чьём ведении находилось делопроизводство с латвийской компанией, созвонилась с Институтом удмуртской культуры и языка, договорилась, что мы им занесём проект ответа на русском, а те грамотно и достоверно всё переведут.

Так мы и поступили. Уже к обеду следующего дня ответ был напечатан на нашем фирменном бланке.

Но, ребята, перевести с удмуртского на латышский – дело очень даже нескорое! На это мы и рассчитывали, так оно и получилось.

Та сторона дней пять-шесть молчала, соображая, какую кашу они заварили. Потом, подняв руки вверх, признались, что они денонсируют своё решение и предлагают восстановить статус-кво. Разумное решение!

Нужно признаться, дело наше не пострадало. Мы по-прежнему уважительно и эффективно, на принципах взаимной выгоды вели совместную работу по развитию и увеличению нашей доли на рынке Латвии.

Чем-то похожая ситуация, но со своими, разумеется, нюансами, сложилась с нашим казахстанским партнёром Вальдемаром Райнером. Володя – родом из поволжских немцев, волею судеб очутившихся во время войны в Казахстане. Мы с ним сотрудничали уже лет десять-двенадцать. Всё уже отлажено и отшлифовано: мы производим товар, грузим и отправляем его, а он платит, развозит по своим торговым точкам и реализует, проводит мероприятия гарантийного и послегарантийного обслуживания. Тик-так, тик-так – всё работает как часики. Где можно, мы помогали ему, где можно – он нам.

Но однажды мы получаем от него сообщение, что с начала предстоящего года вся сопроводительная документация должна быть на казахском языке.

«Ребята, – звонит он, – местный потребитель вообще не читает документацию, действуя методом тыка, по принципу проб и ошибок. Ему всё равно, на русском или казахском она будет. Но местным руководством приказано: документации быть на казахском. Ввоз продукции из-за границ страны без оформления инструкции по эксплуатации и прочих документов на национальном языке будет запрещён. Надо что-то придумывать. Я даже готов принять вашу более высокую цену за дополнительные затраты, но дело надо сделать очень быстро. Это – наш шанс. Его нельзя упустить».

Опять собрались мы на мозговой штурм.

Нашли фирму в Москве, которая переводит техническую литературу на любой язык, в том числе языки бывших советских республик. Более того, они предложили, чтобы мы выслали им оцифрованный макет документа на русском, включая таблицы, рисунки и диаграммы, а они потом вместо русского вставят текст на казахском.

Мы ударили по рукам, выслали всё, что требовалось, оплатили, а они осуществили перевод и полное редакционное переоформление.

Эффект получился классный! Пока наши конкуренты думали да гадали, как проблему решать, мы уже всё выполнили.

Таким вот образом мы получили весомое конкурентное преимущество.

В нашем деле главное – не сидеть сложа руки, а думать, быстро находить решения и действовать!

Под лежачий камень вода не побежит.

В период бурного роста моей профессиональной карьеры было время и возможности, образно выражаясь, собирать камни. У меня получилась приличная коллекция уникальных книг об оружейниках, о теории, истории и практике разработки стрелковых систем как у нас в России, так и в других странах: Германии, Бельгии, Швейцарии, Англии, Японии и США. Практически все книги были подарены мне их авторами, оставившими свои рукописные автографы и слова благодарности, если кому-то мне удалось оказать посильную помощь в написании их трудов. Многие книги посвящены широко известным в профессиональной среде оружейникам: С. И. Мосину, М. Т. Калашникову, Е. Ф. Драгун'oву, Биллу Рюгеру, Хуго Шм'aйссеру, Самуэлю Кольту, Джону М'oзесу Бр'aунингу, Элифал'eту Ремингт'oну и многим другим талантливым инженерам. Были в этой коллекции и неписаные, малоизвестные истории о легендах мира продаж оружия. Среди таковых видное место было отведено Сэму К'aммингсу – «акуле темного бизнеса, оружейному барону из ЦРУ», как его окрестили наши известные и неизвестные широкой публике сотрудники из организаций не менее авторитетных, чем ЦРУ.