— Почему был разрушен иудейский храм?

— Послушайте, я не специалист по таким вопросам, я специалист на развалинах второго тысячелетия до н. э. — гораздо более раннего периода, чем интересующий вас. Чтобы узнать подробности, вам следует поговорить с моим коллегой, интересующимся еврейской колонией. Его зовут Ахим Крекелер.

— Он сейчас здесь?

— К сожалению, нет. Он в Каире, но вернется завтра. Вы еще будете здесь завтра?

— Да, но у меня мало времени. Мне нужно возвращаться в Англию. До завтра я могу подождать.

— Хорошо. Тогда приезжайте сюда завтра к вечеру, скажем, часам к трем, и вы сможете поговорить с мистером Крекелером. Пока же, если желаете, я могу показать вам, где находилось еврейское поселение, да и месторасположение вашего храма.

Я не преминул воспользоваться предложением фон Пилгрима. По дороге я поинтересовался, под чьей эгидой проводятся раскопки на Элефантине.

— Мы из Немецкого археологического института, что в Берлине, — ответил он. — Работаем здесь уже несколько лет.

Мы подошли тем временем к невысокому холму. На склонах раскинулся на большом пространстве целый лабиринт из рваного камня и каменной кладки, среди которого частично восстановленные, сложенные без раствора стены выдавали очертания комнат, домов и улиц.

— Это, — пояснил фон Пилгрим, — часть древнего города Элефантина, где проживали евреи.

Мы начали Восхождение, осторожно пробираясь среди осыпающихся развалин. К тому времени, когда мы достигли вершины, я уже запыхался, но одновременно освободился от подавленности, охватившей меня ранее. Хоть и не могу объяснить причину, но я почувствовал, что в этом месте было что-то то, нечто навязчивое и пробуждающее воображение, нечто говорящее о древних временах и тайнах истории.

Корнелиус фон Пилгрим провел меня к верхней точке острова Элефантин. Он обвел рукой вокруг и сказал:

— Здесь находился иудейский храм, прямо под нами.

Я указал на массивную разбитую колонну, которая виднелась впереди, и спросил, что это такое.

— Часть римского храма, о котором я вам говорил. В действительности есть данные о том, что здесь в разные времена стояли различные храмы, посвященные богам ряда других стран, которые захватывали Египет в первом тысячелетии до н. э. Архитекторы этих храмов зачастую использовали вновь строительные материалы прежних зданий. Вот почему, я думаю, иудейский храм исчез без следа. Он был разрушен, может быть, даже сожжен, а его камни разбиты, но их использовали при кладке стен следующего храма.

— Я уже спрашивал, почему был разрушен иудейский храм, но вы так и не ответили…

— Вообще-то говоря, мы полагаем, что между членами еврейской общины и проживавшими на острове египтянами возникла какая-то проблема. Понимаете, здесь находился и египетский храм…

— На том же месте?

— Нет. Иудейский храм был построен рядом. Египетский храм находился вон там. — Фон Пилгрим показал рукой на кучи камней. — Где были найдены кое-какие развалины. Он был посвящен богу Хнуму. Это был бог с головой барана. Все его изображения показывают его с головой барана. Из этого мы выводим заключение, что между иудейскими и египетскими священниками возникли серьезные трения.

— А что за трения?

— Ну, это же очевидно. Известно, что евреи здесь практиковали жертвоприношения и почти наверняка приносили в жертву баранов. Это, наверное, не приводило в восторг священников Хнума. В какой-то момент, полагаем мы, они обрушились на евреев и, вероятно, поубивали их или, быть может, изгнали с острова, а затем и разрушили их храм.

— И вы говорите, что это случилось в 410 году до н. э.?

— Да, верно. О деталях же вам необходимо расспросить Ахима Крекелера.

Я вернулся, как предложил фон Пилгрим, на следующий вечер. До этого я провел бессонную ночь и беспокойное утро, размышляя над всем тем, что узнал, выстраивая логику событий и стараясь прийти к неким предварительным выводам.

В результате еще до встречи с Крекелером я уже решил для себя, что иудейским храм на Элефантине мог в самом деле оказаться недостающим звеном в цепи ключей, которые я собрал за предшествующие два года. Если я прав и группа левитов действительно покинула Иерусалим с ковчегом завета-во время царствования Манассии, тогда они вряд ли могли избрать более безопасное место. Здесь они находились вне досягаемости злобствующего иудейского царя, который внес идола в святая святых. Больше того, поскольку я установил связь между церемонией с ковчегом и праздником Апета, проводящемся ежегодно в Луксоре всего лишь в двухстах километрах к северу (см. главу 12), мне показалось, что этот остров в Верхнем Египте беглые священники могли посчитать весьма подходящим местом: окруженные со всех сторон священными водами Нила, не чувствовали ли они, что вернулись к своим корням?

Но это были всего лишь рассуждения. Определенно же можно было сказать только то, что иудейский храм был-таки построен здесь приблизительно в то время, когда нужно было найти пристанище для ковчега после его выноса из святая святых в Иерусалиме. Также известно, что этот же храм был разрушен в том же веке, когда — судя по преданиям Тана Киркос — ковчег был доставлен в Эфиопию. Все это давало в итоге ряд событий, наводящих на размышления. Меня не особенно волновал тот факт, что разрушение храма на Элефантине в 410 году до н. э. произошло на шестьдесят лет позже той даты, которую я высчитал для прибытия ковчега на Тана Киркос (470 г. до н. э.). За огромный период, отделяющий V век до н. э. от двадцатого столетия н. э., устные эфиопские предания, на которых я основывал свои расчеты, вполне могли, казалось мне, ошибиться лет на шестьдесят.