Кайя подняла было руки к шнуркам у ворота платья и тотчас же опустила. На щеках появились некрасивые мазки румянца, словно я сказал что-то поистине отвратительное.

— Во-первых, я ваш муж, — сухо произнес я, запоздало поняв, что ей никогда прежде не приходилось раздеваться перед мужчиной, и она испытывает вполне естественный стыд. — А во-вторых, считайте, что вы на приеме у врача. Вы ни обо что не ударились, но у вас боль в главном энергетическом узле, а такого раньше не было ни у одной из моих жен. Покажите.

То ли мой тон повлиял, то ли желание разобраться — Кайя нехотя развязала шнурки и открыла мне ключицы и яремную ямку. Ни следа, ни пятнышка, просто светлая девичья кожа — я прикоснулся к ней, понимая, что сейчас Кайя испугается, вздрогнет и отпрянет. Но она не шевельнулась, лишь окаменела, сделавшись неподвижной и застывшей. Ее кожа была нежной и теплой, и где-то вдалеке, в глубине, я уловил торопливое биение ее сердца. А вот…

Мое движение было порывистым, резким и сильным. Прижав ладонь к груди Кайи, я толкнул ее обратно на диван и почти ввинтил руку в кожу, отправляя заклинание туда, где за главным энергетическим узлом, тем, что питает ту магию, которая есть почти у всех, шевельнулось что-то чужое. Кайя взвизгнула, дернулась в сторону, пытаясь освободиться от меня, но я навалился сверху, вмял ее в диван и прохрипел на ухо:

— Замри. Бога ради, замри.

Кайя послушно застыла, и я вбросил в нее еще три заклинания. Откуда-то справа донесся вязкий хруст, словно что-то выламывало мне суставы, и я вырвал из моей седьмой жены нечто, похожее на черно-синюю бабочку.

Мы отстранились друг от друга, отпрянули к разным концам дивана. Словно зачарованная, Кайя смотрела, как бабочка раскрывает и закрывает бархатные крылья у меня в руках. По длинным тонким усикам перебегали огоньки. Нет, это не невинное экзотическое насекомое, это хищник, способный уничтожить человека за несколько дней. У меня шевельнулись волосы на голове от той мощи, которую я сжимал в пальцах. Кайя тоже испугалась — она сейчас была похожа на ребенка, который увидел буку возле кровати.

— Что это? — прошептала она, не сводя глаз с бабочки. — Как… это во мне было? Это что, сидело у меня?!

— В тебе, — ответил я, рассматривая завитки синего на крылышках чудовища. Вбросим-ка мы в них еще одно парализующее заклинание на всякий случай… вот так. Теперь ты, голубчик, никуда не улетишь, даже не старайся. — Он очень хорошо замаскировался. Но ты ведьма, и это вызвало боль в груди, пошел конфликт твоей магии и его. Будь ты обычной девушкой, ты бы ничего не почувствовала… пока не умерла.

Кайя натурально открыла рот от удивления и ужаса. А я только теперь понял, что обращаюсь к ней на “ты”, и от этого мне сделалось тепло и как-то очень правильно.

— А если это и есть проклятие? — спросила она тем же испуганным шепотом. — Если в тебе такая же бабочка?

— Не знаю, — покачал головой я. — Но выясню.

Я отнес бабочку в свой кабинет и разместил в одной из банок с закрепляющей жидкостью. Теперь эта гадина никуда не денется, а я смогу изучить ее и пойму, откуда она взялась, и кто ее направил. Любая магия несет в себе отпечатки своего создателя, они могут быть крошечными, почти незаметными, но они всегда есть. Накрыв банку крышкой, я запечатал ее личным заклинанием и подумал: что, если такая же бабочка была у всех моих жен? Сидела потихоньку, подтачивала их изнутри…

Никто из них не был ведьмой — а Кайя была. И бабочка разрослась в ее груди с невиданной скоростью, и начался конфликт…

Бабочка проклятия, надо же. В академии наук о таком точно не слышали.

Я спустился в гостиную. Кайя уже привела в порядок свое платье и теперь сидела на диване, уткнувшись лицом в ладони. Мне стало жаль ее — у моей седьмой жены был бесконечно долгий день. Она успела выйти замуж, спасти сестру от истязателя, купила елочные игрушки и едва не погибла от того, с чем мне еще предстоит разобраться. Опустившись рядом с Кайей, я осторожно погладил ее по плечу — она вздохнула и негромко призналась:

— Я ужасно испугалась. Из меня еще никто не вынимал бабочек. Это было… ох, Курт…

— Я никогда не видел ничего подобного, — сказал я. — Но разберусь. Привлеку академиков, которые работали с моим проклятием. Никогда не думал, что скажу такое, но хорошо, что ты ведьма. Будь иначе, мы бы никогда не вычислили эту дрянь.

Кайя нахмурилась.

— Что, если и остальные твои жены погибли из-за нее? Если эта бабочка их убила?

Я пожал плечами.

— Их тоже исследовали. Каждую. Это были лучшие специалисты в магии во всем королевстве. Никакого намека на бабочку.

Чувство, окутавшее меня, было тяжелым и простудно знобким. Что, если всех моих несчастных жен можно было спасти, и требовалось просто копать глубже? Я не хотел думать об этом — не стоит скорбеть по тому, чего ты не сможешь исправить — но тоска не отступала.

— Значит, эта штука хорошо маскируется, — Кайя устало посмотрела на меня и спросила: — Слушай, а это точно проклятие? Ну мало ли, что там сказала та ведьма?

Я невольно рассмеялся — настолько искренней она сейчас была. И я не был ей противен и не пугал — надо же, я отвык от того, что, оказывается, могу не вызывать отвращения и страха.