С этими словами миледи, словно исчерпав все свои силы, в изнеможении склонилась в объятия молодого офицера, опьяненного любовью, гневом и дотоле неведомым ему наслаждением; он с восторгом подхватил ее и прижал к своему сердцу, затрепетав от дыхания этого прекрасного рта, обезумев от прикосновения этой вздымавшейся груди.

— Нет, нет! — воскликнул он. — Нет, ты будешь жить всеми почитаемой и незапятнанной, ты будешь жить для того, чтобы восторжествовать над твоими врагами!

Миледи отстранила его медленным движением руки, в то же время привлекая его взглядом; но Фелтон вновь заключил ее в объятия, и глаза его умоляюще смотрели на нее, как на божество.

— Ах, смерть! Смерть! — сказала она, придавая своему голосу томное выражение и закрывая глаза. — Ах, лучше смерть, чем позор! Фелтон, брат мой, друг мой, заклинаю тебя!

— Нет! — воскликнул Фелтон. — Нет, ты будешь жить, и жить отмщенной!

— Фелтон, я приношу несчастье всем, кто меня окружает! Оставь меня, Фелтон! Дай мне умереть!

— Если так, мы умрем вместе! — воскликнул Фелтон, целуя узницу в губы.

Послышались частые удары в дверь. На этот раз миледи по-настоящему оттолкнула Фелтона.

— Ты слышишь! — сказала она. — Нас подслушали, сюда идут! Все кончено, мы погибли!

— Нет, — возразил Фелтон, — это стучит часовой. Он предупреждает меня, что подходит дозор.

— В таком случае бегите к двери и откройте ее сами.

Фелтон повиновался — эта женщина уже овладела всеми его помыслами, всей его душой.

Он распахнул дверь и очутился лицом к лицу с сержантом, командовавшим сторожевым патрулем.

— Что случилось? — спросил молодой лейтенант.

— Вы приказали мне открыть дверь, если я услышу, что вы зовете на помощь, но забыли оставить мне ключ, — доложил солдат. — Я услышал ваш крик, но не разобрал слов. Хотел открыть дверь, а она оказалась запертой изнутри. Тогда я позвал сержанта…

— Честь имею явиться, — отозвался сержант.

Фелтон, растерянный, обезумевший, стоял и не мог вымолвить ни слова.

Миледи поняла, что ей следует отвлечь на себя общее внимание, — она подбежала к столу, схватила нож, положенный туда Фелтоном, и выкрикнула:

— А по какому праву вы хотите помешать мне умереть?

— Боже мой! — воскликнул Фелтон, увидев, что в руке у нее блеснул нож.

В эту минуту в коридоре раздался язвительный хохот.

Барон, привлеченный шумом, появился на пороге, в халате, со шпагой, зажатой под мышкой.

— А-а… — протянул он. — Ну вот мы и дождались последнего действия трагедии! Вы видите, Фелтон, драма прошла одну за другой, все фазы, как я вам и предсказывал. Но будьте спокойны, кровь не прольется.

Миледи поняла, что она погибла, если не даст Фелтону немедленного и устрашающего доказательства своего мужества.

— Вы ошибаетесь, милорд, кровь прольется, и пусть эта кровь падет на тех, кто заставил ее пролиться!

Фелтон вскрикнул и бросился к миледи… Он опоздал— миледи нанесла себе удар.

Но благодаря счастливой случайности, вернее говоря— благодаря ловкости миледи, нож встретил на своем пути одну из стальных планшеток корсета, которые в тот век, подобно панцирю, защищали грудь женщины. Нож скользнул, разорвав платье, и вонзился наискось между кожей и ребрами.

Тем не менее платье миледи тотчас обагрилось кровью.

Миледи упала навзничь и, казалось, лишилась чувств.

Фелтон вытащил нож.

— Смотрите, милорд, — сказал он мрачно, — вот женщина, которая была под моей охраной и лишила себя жизни.

— Будьте покойны, Фелтон, она не умерла, — возразил лорд Винтер. — Демоны так легко не умирают. Не волнуйтесь, ступайте ко мне и ждите меня там.

— Однако, милорд…

— Ступайте, я вам приказываю.

Фелтон повиновался своему начальнику, но, выходя из комнаты, спрятал нож у себя на груди.

Что касается лорда Винтера, он ограничился тем, что позвал женщину, которая прислуживала миледи, а когда она явилась, поручил ее заботам узницу, все еще лежавшую в обмороке, и оставил ее с ней наедине.

Но так как рана, вопреки его предположениям, могла все же оказаться серьезной, он тотчас послал верхового за врачом.

ХХVIII

ПОБЕГ

Как и предполагал лорд Винтер, рана миледи была не опасна; едва миледи осталась наедине с вызванной бароном женщиной, которая стала ее поспешно раздевать, она открыла глаза.

Однако надо было притворяться слабой и больной, что было нетрудно для такой комедиантки, как миледи; бедная служанка была совсем одурачена узницей и, несмотря на ее возражения, твердо решила просидеть всю ночь у ее постели.