Только как прогнать, если держать обеими руками хочется?!

— Что же мы наделали с тобой, Сашенька! — шептала она, прислонившись лбом к холодному стеклу. — Что же наделали! Как отпустить тебя… Не хочу, чтобы знал правду. Помни меня сильной, такой, какую любил. Мне теперь и умереть не страшно…

Так стояла и плакала, глядя в окно на дом свекрови, где спали два её сына от Павла.

Вздрогнула от неожиданности, когда ладони Данилова опустились ей на плечи, обернулась, обвила шею любимого мужчины руками, уткнулась лицом в грудь и всё шептала:

— Прости меня, Саша…

От близости любимого кружилась голова, а в ногах ощущалась мелкая дрожь. Его взгляд пробирал до мозга костей, пробуждал давно забытое желание. Здравый смысл исчез. Остались только они, их взаимное притяжение и чувство, одно на двоих. Дина не ожидала от себя, что может вот так просто попросить:

— Поцелуй меня, пожалуйста.

Очень хотелось запомнить вкус его губ, получить каплю наслаждения и любви. Нет, не ушло их взаимное притяжение, не пропало и не растворилось в прожитых врозь зимах и вёснах!

Сашу не нужно было долго просить. Он ворвался в неё горячим дыханием, собственнически прикусил губу, скользнул языком в рот, как полноправный хозяин. Она же отвечала как могла, не уступая ни в чём.

— Я больше не отпущу тебя, Дина, — прошептал Данилов прямо в губы.

А ей казалось, что она летит. Их поцелуй переворачивал мир, заставлял сердца биться в одном ритме. И Дина верила, что Саша её действительно больше не отпустит, что ей выпало счастье умереть рядом с самым дорогим и любимым человеком.

— Не отпускай меня, Саша. Не отпускай, я так долго ждала тебя…

***

Дина проснулась рано. С трудом сдвинула с себя тяжёлую мужскую руку и осторожно выбралась из Сашиных объятий, пытаясь не разбудить. Счастливая улыбка не сходила с лица при воспоминаниях о том, что они творили прошедшей ночью. Но пора было вставать — мальчики должны скоро вернуться от бабушки. Она накинула на себя халат, повесила подобранную с пола Сашину одежду на стул и прошла на кухню, помочь Кате. Дочь уже хозяйничала. Дина обратила внимание на её резкие, как будто рванные движения. Аж молоко из кастрюльки выплёскивалось — с такой силой мешала она кашу. Уж кого-кого, а своего ребёнка Дина знала как облупленного. Катя злилась.

— Мам, ты совсем крышей поехала? — спросила девочка с дрожью в голосе. — Я Данилова этого для дела привезла, а не для того чтобы вы трахались всю ночь. Вот ты мне скажи, оно тебе нужно?

Дина растерялась, такого откровенного осуждения со стороны дочери она не ожидала.

— Почему ты считаешь, что мне не нужны внимание, ласка, не нужен любимый мужчина рядом? Почему, Катя? Мне всего тридцать пять лет. Я, как любая женщина, хочу быть желанной и счастливой.

— А если залетишь? Что тогда? На аборт пойдёшь? Или с собой нерождённое дитя забрать хочешь? Да и вообще, как ты могла с ним… — Катя скривила лицо. — Мама, ну нельзя же так!

Дина опустилась на стул. Её затрясло и она схватила одной рукой другую, чтоб немного унять дрожь.

— А как можно, Катя? Ты озвучь перечень того, что мне можно делать, а что — нет.

— Мам, ну ты что? — Катя выключила газ под кастрюлькой и подошла к матери, присела на корточки, положила голову на колени Дине. — Мам, ты что, правда его любишь? Ну прости, пожалуйста, не подумала я. Ну, мам!

— Что у вас тут происходит? — раздался из коридора голос Данилова. — Девочки, вам не кажется, что пора уже мне объяснить, что происходит.

Катя вскочила на ноги.

— Что вам объяснять? Вы же заранее на всё согласились, — довольно ехидно произнесла она и попыталась посмотреть на Данилова свысока, несмотря на то, что он был много выше её.

— Так должен же я знать, на что согласился. Время идёт, а о ваших планах ещё и слова сказано не было. Спрячь колючки, дочь, — миролюбиво ответил он, а потом с улыбкой добавил: — У меня тоже кое-какие планы созрели.

— Какие? — Они спросили одновременно, только Катя с возмущением, а Дина с грустью.

— Дина, я спросить тебя хочу… И не подумай, что я шучу, нет.

Сердце замерло. Дина отчётливо поняла, что он догадался. Саша хороший врач, очень хороший, а потому и слабость в руках заметил, и понял, что с ней далеко не всё в порядке. Сейчас задаст свой вопрос и уедет. И больше она его никогда не увидит. Стало страшно, Дина забыла, что ещё совсем недавно хотела именно этого, чтобы уехал Саша — совсем, навсегда, — хотела спасти его от себя, от доли своей горькой. А теперь эгоистично боялась его потерять.