— Сволочи! — в сердцах произнёс Данилов. — Почему Дина мне не позвонила?

— Знаешь, Саша, там история какая-то чудная была. Диночка хотела сообщить тебе о рождении дочери. Дозвонилась до подружки, спросила о тебе, а та сказала, что ты женился. Как она плакала — не передать. Потухла вся. Если бы не дочь — не представляю, чем бы всё закончилось…

Данилов задумался. Не был он женат в то время, как родилась Катя!

— Как же так? — искренне возмутился он. — Я не был женат в то время. О звонке Дины говорили, но вот кто — не помню. То ли Машка Зарецкая, то ли Света Фёдорова. Разозлился я. В толк взять не мог, почему она не мне позвонила, а кому-то из них, ведь не дружила с ними никогда. А они рассказывали, что Дина замужем, счастлива и ребёнка ждёт от любимого мужа, — с горечью выдохнул он, — рада тому, что уехала и со мной жизнь не связала. Я звонил ей — хотел услышать это от неё самой, потому что не верил, но каждый раз слышал, что абонент не абонент. — Александр выдохнул и попытался взять себя в руки. Никогда и никому он не жаловался и не рассказывал, что пережил тогда, а тут словно прорвало. То ли время пришло, то ли понимание в глазах Валерии Павловны подстёгивало к откровению. И он продолжил: — Тогда я переступил через себя и решил ещё раз встретится с её родителями, а они мне тоже про замужество Динино сообщили, да с таким злорадством, что я наконец поверил, что потерял Дину навсегда. Я напился по возвращении домой, а проснулся в одной постели с Леной. С пьяных глаз ей предложение сделал и женился через месяц, а ещё через месяц узнал, что стану отцом. А дальше как робот жил. Эмоции никому не показывал, на трудности не жаловался, — виновато посмотрел он на Валерию Павловну, словно просил прощения за свою исповедь. — Работа спасала от депрессии, возможного алкоголизма и нищеты. Друзья, те что были, исчезли сами собой, новыми я не обзавёлся. Семья распалась, и я остался с тем, с чем остался. Но вы не подумайте, я не жалуюсь, — бодро улыбнулся Данилов.

— Давай пирожки лепить помогай, с тестом, надеюсь, управишься. Вон мы с тобой как шустро в четыре руки стряпаем, — понятливо перевела разговор на другую тему Валерия Павловна.

Данилов горько усмехнулся.

— Или Лена воспользовалась ситуацией… Значит, и о звонке Дины знать должна была… — Произнёс и задумался, отвлёкся от лепки пирожков, уйдя в воспоминания. Это что же такое получается? Если Лена знала, или Дина звонила именно ей, то его бывшая всё сделала специально: там рассорила, тут наврала, и когда он пил проклятую горькую из горла, изображала сочувствие и понимание? Она ведь рядом стояла, бутылку отбирала и убеждала, что не стоит Дина его переживаний… Как же его развели… Перед глазами проплывали моменты прошлого: он в комнате Лены, пятна крови на белоснежной простыне и признание девушки, что он слова «нет» спьяну не услышал, взял своё и даже о защите не подумал. Это потом она доказывала, что забеременела в ту самую первую их ночь, а противозачаточные позже пить начала, но нерегулярно, забывала иногда, когда на занятия торопилась. Данилов же пытался убедить себя, что ему с Леной хорошо, что он её любит, а ребёнок ещё сильнее скрепит их союз. Замки на песке строил, но они первого порыва ветра не выдержали, а он всё собирал, сгребал песчинки в кучу и восстанавливал разрушенное. Дурак!

— Если лепить пирожки не будешь, мы к завтраку не управимся, — вырвал его из самокопания голос Валерии Павловны. — Думать потом будешь, когда семью накормим. Катюше на занятия к первой паре, ей позавтракать надо успеть, да и с собой пирожков возьмёт. Кстати, подарки твои ей уж очень понравились, да и Гошка доволен был и конструктором, он мечтал о таком, и вещами. Они, конечно, тебе этого не скажут, им лицо держать надо, позиции свои против тебя отстаивать. А мне не надо, вот и говорю. А за то, что меня старую уважил, отдельное спасибо! А теперь помогай, времени у нас с тобой на разговоры не осталось.

После завтрака Валерия Павловна попросила Данилова подождать её, чтобы вместе идти в больницу. Он согласился, но тут возникла проблема: с кем оставить Мишку? Дина поднять ребёнка не может, а Валерия Павловна, которая всегда на подхвате, собралась уходить.

Саша недолго думая решил взять парня с собой. Одел его, сложил в рюкзачок воду, салфетки, запасной памперс, йогурт с ложечкой, водрузил Мишку на плечи и, дождавшись Валерию Павловну, отправился в путь.

Всю дорогу Саша крепко держал сидящего на шее Мишку за ноги, а малыш, вереща от страха и восторга, хватался то за уши, то за волосы, но ехать верхом на взрослом дяде ему очень даже нравилось.

— Саша, спусти его на землю, он привык за ручку ходить, — увещевала Валерия Павловна.

— Вы думаете, так просто спустить ребёнка на землю, посадив его однажды на шею? — рассмеялся Данилов.

— Хочешь сказать, что Мишенька прочно уселся? А как же Катя с Гошей?

— Они тоже сидят, просто вы этого ещё не видите. Работу бы найти, чтоб толщину шеи наращивать. Детям же удобно должно быть.

— И как долго ты их там держать собираешься? — улыбалась зятю Валерия Павловна.

— До пенсии их, если доживу. Помните же, что плохи те родители, что не доводят своих детей до пенсии.

Валерия Павловна рассмеялась.

— Тебя самого родители долго опекали?

— Ну, как сказать… Мама потеряла из-за меня квартиру и дачу, на возмещение убытков мне жизни не хватит, а у меня теперь четверо детей.

— Справишься? — серьёзно спросила Валерия Павловна, от веселья не осталось и следа.

— Куда ж я денусь, — тоже очень серьёзно ответил Данилов. — Но у меня есть замечательный помощник в вашем лице.

Она грустно улыбнулась, вздохнула тяжело и замолчала на какое-то время. Позади остался магазин и здание управы, а впереди показался больничный комплекс.

— Саша, скажи мне правду, с Диной всё плохо?

Саша спустил Мишку на землю и попросил принести ему жёлтый цветочек. Ребёнок побежал вперёд, подобрал с земли палочку и стал что-то чертить ей.

— Плохо, — ответил он, опустив глаза, — процесс прогрессирует. Да вы сами видите. Почему раньше мне не сообщили?

— И что бы ты сделал? Саша, ты сам всё прекрасно понимаешь, ты свозил её в Москву, и что? Только в диагнозе убедился. Не придумали пока ничего, как остановить болезнь, не то чтобы вылечить. Тебе горько и больно, а мне как? Она мать моих внуков, дочка моя. Я ж её люблю не меньше, чем Пашеньку любила. Ради неё живу, ради внуков, теперь и ради тебя, потому что взвалил ты на себя ношу тяжкую и тебе помощь моя нужна — где делом, а где словами.