— Ты моя теперь, Снеж, — навалился он на меня, больно кусая в плечо, — Никому не отдам, слышишь. — Денис тяжело дышал, когда перевернул меня на спину и укусил за сосок, затем впился в мои губы. — Я люблю тебя, девочка моя, только тебя. — Он повалился на меня, кусая в шею и затих. К н и г о е д . н е т

Я лежала, боясь сделать хоть движение, чтобы снова не разбудить этого монстра. Горькие рыдания просились наружу, и я подняла руку, чтобы заглушить их. Денис лежал, провалившись в сон. Я почувствовала, как его член выскользнул из меня, и попыталась сдвинуть с себя его тело. Мне это удалось с трудом, и я еще какое-то время лежала, шумно вдыхая воздух. Этот урод просто изнасиловал меня! Взял то, в чем ему отказали, каким-то безумным и жестким способом. Между ног все болело. Плечи и грудь горели огнем. Я попыталась встать, рвано всхлипывая и чуть шатаясь пошла в ванную, где включив свет, замерла, глядя в зеркало.

Плечи и шея в кровавых ссадинах от укусов, по лицу размазалась кровь из прокушенной мною губы. Кожа головы болела, будто с меня только что сняли скальп. Морщась, я провела рукой между ног, смотря на ладонь всхлипнула, она вся была в крови и липких белых выделениях. Сдерживая рыдания, я забралась в душевую кабинку и включила почти горячий душ. Терла себя грубой мочалкой, рыдая и тихо завывая под жесткими струями воды, пытаясь содрать с себя кожу. Избавиться от запаха Дениса.

Только когда вышла из душа, вспомнила, что могу написать заявление на изнасилование, только вот, смогу ли это сделать? Я уже совершеннолетняя, пошла в квартиру к знакомому, следы изнасилования я смыла, а вот укусы… Мне будет стыдно перед родителями и друзьями. Я прислонилась горячим лбом к прохладному кафелю, чувствуя, как по щекам текут слезы. Мой первый раз… Самый мой первый мужчина в жизни и вот так… Рыдания снова вырвались наружу, пока я одевалась уже в комнате, натянув джинсы на голое тело, так как трусики были разорваны и потерялись где-то под спящим Денисом, который чуть похрапывал, перевернувшись на спину.

Я тихо вышла из квартиры, прикрыв дверь, надевая туфли уже в подъезде. Лифт ждать не стала, спустилась по лестнице. На улице вызвала такси и поехала домой. Город был практически пустой, пробки давно рассосались. Уже подъезжая к дому, я вспомнила про Дениса и попросила остановить на углу, возле аптеки.

— Подождите меня, я быстро, — сказала таксисту и постучалась в окошечко круглосуточной аптеки. Снова вернувшись в салон, я выдавила из блистера одну из двух таблеток и, морщась от горечи разжевала ее, проглатывая с трудом. Надеюсь, это избавит меня хотя бы от нежелательных последствий изнасилования.

Утро было таким, что хотелось оторвать себе голову, настолько нестерпимо она болела. Я открыл глаза, с трудом двигая сухим языком, сглатывая комок тошноты во рту. Сквозь задернутые шторы пробивался солнечный луч, делая этот день ничем не лучше, чем вчерашний. В комнате воняло перегаром и сексом так, что к горлу подступала тошнота. Сел, привалившись к спинке кровати, хватаясь за виски, и наткнулся взглядом на разорванный розовый лоскут. Воспоминания о минувшей ночи нахлынули на меня потоком, заставляя передернуться кожей и глухо застонать. Встревоженно, откинул одеяло, рассматривая размазанные кровяные пятна по простыне и издавая то ли стон, то ли скулеж.

— Что я натворил?! — глухо сказал я, раскачиваясь из стороны в сторону на кровати, — Снежана…

Несколько минут я был словно в бреду, затем вскочил с кровати, пошатываясь. Двинулся в сторону прихожей, и осел на диван, охнув от впившихся в ногу хрустальных осколков. Весь пол был усыпан мелким хрусталем.

— Господи, — в ужасе оглядел я комнату, снова останавливая взгляд на испачканной простыне, — Что я натворил!

Я лишил Снежану девственности в ее день рождения, да еще таким жестоким способом, просто взял силой. Хорошенький подарок на день рождения.

— Моя девочка не простит меня. Никогда, — снова застонал я, опускаясь на пол и сгребая руками осколки в одну кучу. Зачем мне это было нужно, я не знал. Я упал голыми коленями, хрусталики впились в них острыми гранями, но я остервенело, сгребал их в одну кучу, будто пытаясь восстановить разбитую балерину. Руки кровоточили от порезов, и я сел, закрыв лицо руками и зарыдал, надрывно, с рычанием, по-мужски.

Я все погубил, все убил своей рукой, а точнее другим местом. Я погубил Снежану и наши отношения навсегда. Она больше никогда не улыбнется мне, не засмеется над моей шуткой, скорее всего даже не заговорит со мной. Я сам убил свою любовь, разбил на мелкие осколки, как эту хрупкую статуэтку.

— Прости меня, — рыдал я, размазывая слезы и кровь от ранок на руках по лицу, — Прости! — почти кричал я, будто она могла меня услышать, моя девочка, моя любовь. Через некоторое время я начал успокаиваться и потянулся к своим брюкам, что валялись здесь, на полу, достал телефон. Набрал Снежану, слушая «Абонент временно не доступен». Я нажимал на звонок снова и снова, впечатывая палец в экран, чтобы слышать лишь одну фразу. Что мне делать? Как теперь просить прощения? Да и как такое можно простить?!

Встал, пошатываясь, будто пьяный. Прошел по полу, даже не замечая осколков. Оделся и вышел из квартиры, направляясь к своей машине. Я должен увидеть Снежану, пусть она не простит меня, но мне нужно попытаться, вымолить у нее на коленях. После принятого решения, я ехал к ней, нисколько не волнуясь. У меня был только один путь из двух вариантов: если она меня простит и если не простит. Другого пути у меня не было. Подъехав к ее дому, я зашел в открытые ворота и нашел взглядом ее окна. Остановился напротив окна и медленно опустился на колени, прямо в снег. Собрал все силы и закричал: