Пока мы ждали, я сказал решительной девице, что из всего этого может получиться довольно хороший рассказ и что я его, вероятно, когда-нибудь напишу. Например, как эти шестеро построились цепочкой и прорвались в дверь - разве это не производит впечатления? Ее это возмутило, и она сказала, что нельзя писать об этом, потому что это повредит делу Испанской республики. Я возразил, что давно уже знаю Испанию, и что в старые времена, еще при монархии, в Валенсии перестреляли бог знает сколько народу, и что за сотни лет до установления Республики в Андалузии резали друг друга большими ножами - их называют навахами,- и что, если мне случилось быть свидетелем нелепого происшествия в баре Чикоте в военное время, я вправе писать об этом, как если бы это произошло в Нью-Йорке, Чикаго, Ки-Уэст или Марселе. Это не имеет ровно никакого отношения к политике. Но она стояла на своем. Вероятно, многие, как и она, сочтут, что писать об этом не следовало. Но немец, например, кажется, считал, что это ничего себе история, и я отдал ему последнюю из своих сигарет. Как бы то ни было, спустя три с лишним часа полиция нас отпустила.

В отеле "Флорида" обо мне беспокоились, потому что в те времена бомбардировок, если вы собирались вернуться домой пешком и не возвращались после закрытия баров в семь тридцать, о вас начинали беспокоиться. Я рад был вернуться домой и рас сказал о том, что произошло, пока мы готовили ужин на электрической плитке, и рассказ мой имел успех.

За ночь дождь перестал, и наутро погода была сухая, ясная, холодная, как это бывает здесь в начале зимы. Без четверти час я прошел во вращающуюся дверь бара Чикоте выпить джину перед завтраком. В этот час там бывает мало народу, и к моему столику подошли бармен и двое официантов. Все они улыбались.

– Ну как, поймали убийцу?
– спросил я.

– Не начинайте день шутками,- сказал бармен.- Вы видели, как он стрелял?

– Да,-сказал я.

– И я тоже,- сказал он.
– Я в это время вон там стоял Он показал на столик в углу.- Он приставил дуло пистолета к самой его груди и выстрелил.

– И долго еще задерживали публику?

– До двух ночи.

– А за fiambre,- бармен назвал труп жаргонным словечком, которым обозначают в меню холодное мясо,- явились только сегодня в одиннадцать. Да вы, должно быть, всего-то и не знаете

– Нет, откуда же ему знать,- сказал один из официантов

– Да, удивительное дело,- добавил второй.- Редкий случай

– И печальный к тому же,- сказал бармен. Он покачал головой.

– Да. Печальный и удивительный,- подхватил официант.- 'Очень печальный.

– А в чем дело? Расскажите.

– Редчайший случай,- сказал бармен.

– Так расскажите. Говорите же!

Бармен пригнулся к моему уху с доверительным видом

– В этом пульверизаторе, вы понимаете,- сказал он,- в нем был одеколон. Вот ведь бедняга!

– И вовсе не такая это была глупая шутка,- сказал официант.

– Конечно, он это просто для смеху. И нечего было на него обижаться,сказал бармен.- Бедный малый!

– Понимаю,- сказал я.- Значит, он просто собирался всех позабавить.

– Видимо,- сказал бармен.
– И надо же, такое печальное недоразумение

– А что с его пушкой?

– Полиция взяла. Отослали его родным.

– Воображаю, как они довольны,- сказал я.

– Да,- сказал бармен.- Конечно. Пульверизатор всегда пригодится.

– А кто он был?

– Мебельщик.

– Женат?

– Да, жена приходила утром с полицией.

– А что она сказала?

– Она бросилась к нему на грудь и все твердила: "Педро, что они с тобой сделали, Педро? Кто это с тобой сделал? О Педро!"

– А потом полиции пришлось увести ее, потому что она была не в себе,сказал официант.

– Говорят, что он был слабогрудый,- сказал бармен.- Он сражался в первые дни восстания. Говорили, что он сражался в горах Сьерры, но потом не смог. Чахотка.

– А вчера он пришел в бар, просто чтобы поднять настроение,предположил я.

– Да нет,- сказал бармен.- Это в самом деле редкий случай. Muy raro. Я разузнал об этом у полицейских, а они народ дотошный, если уж возьмутся за дело. Они допросили его товарищей по мастерской. А ее установили по карточке профсоюза у него в кармане. Вчера он купил этот пульверизатор и одеколон, чтобы подшутить на чьей-то свадьбе. Он так об этом и говорил. Он купил одеколон в лавчонке напротив. Адрес был на ярлыке флакона, а самый флакон нашли в уборной. Он там заряжал свой пульверизатор одеколоном. А сюда, наверно, зашел, когда начался дождь.

– Я видел, как он вошел,- сказал один из официантов

– А тут пели, ну он и развеселился.

– Да, весел он был, это правда,- сказал я.- Его словно на крыльях несло.

Бармен изрек с безжалостной испанской логикой:

– Вот оно, веселье, когда пьют слабогрудые.

– Не нравится мне вся эта история,- сказал я.

– Послушайте,- сказал бармен.- Ну не странно ли? Его веселость столкнулась с серьезностью войны, как мотылек...

– Вот это правильно,- сказал я.- Сущий мотылек.