Так, теперь яйца. Они были как раз такими, как я люблю: крупные, с оранжевыми желтками. Пир снова получался на весь мир. Гномы всегда говорят: завтракать надо плотно, чтобы во рту не было скучно — это от работы отвлекает.

— Кому это столько?

Я обернулась: Анарен стоял в дверях, сонный и взлохмаченный. Темно-красный домашний халат был так пышно расшит золотом, что вполне сгодился бы на мантию для гномьего князя.

— Завтрак! — ответила я. — Присаживайтесь, пожалуйста, осталась минутка.

— Вообще, эльфы не едят так много, — сообщил Анарен, устраиваясь за столом. Я расторопно придвинула ему чашку кофе; он сделал глоток и добавил: — Но у вас тут все так пахнет, что я невольно превращусь в обжору. В обжору и толстяка.

— Не превратитесь, — пообещала я. — От мяса и яиц не толстеют, а на обед я приготовлю рыбу с рисом. Клянусь, что сделаю чуточку.

Я понятия не имела, как готовить чуточку — гномы едят много, вкусно и со смыслом — но хотела верить, что справлюсь. Тарелка с завтраком встала перед Анареном; он разрезал сардельку и улыбнулся.

— Пахнет удивительно, — одобрил он. — Сегодня выходной, так что у вас не очень много дел. Отправите мои письма и купите смеси в артефакторной лавке, я дам список. Кстати, можете пользоваться библиотекой, там замечательный стол.

Я не сразу поняла, что эльф имеет в виду.

— Стол, — повторил он. — За ним намного удобнее писать, чем здесь.

У меня, кажется, лицо сравнилось по цвету со свеклой. Впервые, впервые кто-то задумался о том, чтобы мне было удобно заниматься творчеством. Это было наполнено такой трогательной глубиной, что вот сейчас я едва не разревелась.

Неужели он, эльф, понял, что для меня по-настоящему важно?

— Вы неправильный эльф, — сказала я, сумев-таки справиться с волнением. — Таких не бывает.

Анарен улыбнулся — у него была очень светлая, легкая улыбка.

— Бывает, как видите. Но мой отец говорил мне то же самое. Наверно, если ты просто относишься к другим хорошо, то этого хватает для неправильности.

Свекла. Я просто свекла с рыжими косами и сейчас сгорю от стыда, волнения и неловкости.

— Я рада, что вчера зашла в тот магазин, — призналась я, понимая, что сейчас могу наговорить лишнего и все испортить. Бывают минуты, когда лучше помолчать — но молчать я не могла. Бывают слова, которые сожгут тебя изнутри, если ты их не скажешь. — Рада, что мы познакомились.

— А я-то как рад! — искренне откликнулся Анарен. — Меня теперь кормят, как гномьего короля. И…

По дому раскатился мелодичный звон: на пороге стояли ранние гости. Все во мне замерло и покрылось льдом — я точно знала, что они не принесли ничего хорошего.

Все воздушное счастье, которое успело наполнить меня, готово было раствориться без остатка.

Анарен

Я давно привык к тому, что выходной день не может пройти просто так: он обязательно принесет что-то, что мне придется расхлебывать всю неделю. Поднявшись из-за стола, я прошел через гостиную, открыл дверь и понял, что все прежние выходные с их приключениями и проблемами были просто легким развлечением.

— Ну разумеется. Он и двери открывает сам. На прислугу денег нет. Ничего нового, впрочем.

Мы не виделись четыре года, и мои родители нисколько не изменились. Все то же поистине эльфийское презрение к миру во взглядах изумрудных глаз, все те же попытки сразу же пробить мою оборону бесцеремонным замечанием. Хорошо, что на меня это уже не действует.

— Доброе утро, отец, — беспечно ответил я. — Доброе утро, матушка.

Матушка стояла на крыльце с таким видом, словно ее туфелька, расшитая бисером, погрузилась в коровью лепешку. Да, в сравнении с родительским дворцом мой дом был просто дряхлой развалиной — но я жил в нем так, как считал нужным и делал то, что хотел.

У эльфов очень крепкие семейные узы — этим мы похожи на гномов, которые живут огромными кланами. Даже если ты давным-давно повзрослел, отделился, создал свою семью, ты все равно не можешь сказать родителям, что они больше не могут тебе приказывать, как жить. Не дожидаясь приглашения, отец прошел в гостиную, осмотрелся, брезгливо поджав губы, и, обернувшись ко мне, произнес:

— Тебе пора остепениться, Анарен. Хватит, ты достаточно бунтовал.

Не расставаясь с беспечной улыбкой, я опустился в кресло — родители разместились на диване, и было ясно: матушка готова закричать от того, что ее сын погружен в такую бездну отчаяния и нищеты. Да, по эльфийским меркам я был нищ, гол и бос, раз не имел десятка слуг и отхожего места, украшенного золотом.

— Кажется, я это уже слышал, — ответил я. — Тогда мы остановились на том, что ты назвал меня идиотом, и сказал, что я еще приползу на коленях.

Я прекрасно знал: то, что я не приполз на коленях, раскаиваясь в своем самодурстве и посыпая голову пеплом, раздражает моих родителей до разлития желчи. Они видели меня юристом, банкиром, финансовым воротилой — одним словом, приличным эльфом, эльфом-как-полагается. То, что я стал знаменитым артефактором и поднимаю умирающих детей со смертного одра, казалось им какой-то глупой прихотью. Пустяком.