Шрифт:
Он завел машину и выехал на шоссе, а потом намертво застрял в пробке. Это сначало нервировало, но потом почти успокоило его. За ним никто не гнался, он был надежно спрятан в машине и между машинами.
Около двух часов ночи, отстегнув знакомому охраннику «на чай», он зашел в клуб и сразу направился в туалетную комнату. Начал усиленно мылить руки, затем долго держал их под струей воды. Сполоснул лицо, смочил и поправил волосы у зеркала. Оттуда на него смотрел растерянно-испуганными глазами молодой мужчина, рубашка в мокрых пятнах от воды, воротник задран.
Он повернул голову налево. Перед ним стояли три красных писсуара в форме открытых женских губ, а на стене, где каждый кирпич был покрашен черной краской, швы между кирпичами белой, красовалась давно знакомая и потому потерявшая новизну надпись: «А ты уже большой мальчик». Слово «большой» было написано крупными буквами, а слово «мальчик» — помельче, на красной ленточке.
«Да, да, большой мальчик. Ха, а ленточка-то — как на похоронных венках. А я не замечал раньше. Нет, надо выпить, успокоиться. Да что я, собственно, сделал? Ничего такого, чтобы стоило так сильно волноваться. Машина на стоянке. Посижу здесь до утра, потом вызву такси. И вот оно, мое алиби — был весь вечер в клубе». — Молодой человек выдохнул, не спеша вышел из туалетной комнаты, поднялся по лестнице и направился к барной стойке.
Все места на диванчиках, конечно же, были заняты, и народу — не протолкнуться. Это хорошо.
Гремела музыка, мигал свет, танцовщицы крутились на пилоне, топтались парочки, прыгала «дорвавшаяся до сладкого» молодежь, сновали официанты — все было как всегда, и это немного успокаивало!
Он заказал водки, выпил залпом и сразу велел повторить. Однако мягкое, успокаивающее тепло не обволакивало, а тревога не спешила уходить. Он заказывал еще и еще. Знакомился с девушками и тут же терял их в толпе. Кидал деньги стриптизершам и отжигал на танцполе. Трепался с барменом и выходил на улицу охладиться.
Вечеринка постепенно угасала. Пережитое волнение наконец-то отпустило — он устал бояться.
Утром очнулся на черном кожаном диване. Болела голова. Завтра — о! уже сегодня — Новый год! Это спасение — не надо идти на работу, и много-много выходных впереди. Будет время отлежаться, подумать.
Молодой человек достал из кармана телефон и вызвал такси на улицу Земляной Вал, 50а. Долго ждать не пришлось — такси всегда стоят возле клубов.
Стараясь идти ровно, он снова посетил туалетную комнату и направился к выходу, по пути читая такие приевшиеся и вдруг обретшие прямой для него смысл надписи на стенах: «Весело и звездато», «Твое счастье в твоих руках».
Он проспал до двенадцати, наверняка спал бы дальше, но мешали беспрерывные телефонные звонки. Кто-то жаждал с ним поговорить. А он жаждал воды. Голова разламывалась.
С трудом встал, отключил, не глядя, телефон, поплелся на кухню, выпил кружку воды, вернулся, лег, но сон уже не шел. Он ворочался, пытался поудобнее пристроить голову на подушке, раз за разом прокручивая события вчерашнего вечера.
Он был уверен, что женщина уехала встречать Новый год к родным. Он же проследил за ней и видел, как она садилась в автобус. Квартира стояла пустая. Только зайти и спокойно всё обшарить. А он не успел. Она вернулась. Зачем-то вернулась.
От этих мыслей ему снова стало не по себе. Вспомнились ее глаза. Как она смотрела на него. Молча смотрела.
Под ее взглядом он сначала растерялся, а потом, испугавшись — так сильно, как будто на него что-то нашло, — бросился вон, оттолкнув стоявшую у него на пути женщину. Она упала.
«Не могла же она умереть. Ну, ударилась головой, руку там зашибла. И всё. Всё? Она же наверняка меня запомнила. Полиция составит фоторобот! На каждом углу будут висеть мои фотографии!!! Господи, какие фотографии? Всего лишь фоторобот, да и зачем он на каждом углу? Я же не убийца. Ничего в квартире не пропало. Толкнул тетку, и всё. Так глупо получилось. Именно сейчас, когда оставалось-то — зайти и взять. И вот она, новая жизнь. Я, здоровый, молодой, красивый, с кучей денег. Делай что хочешь, живи в свое удовольствие! Черт! — Молодой человек поморщился. — Надо принять душ. Если не поможет, придется искать таблетку».
Душ помог, но ненадолго. Были выпиты одна за другой две таблетки, но голова продолжала болеть. Скорее всего, болела уже просто от непрерывного потока мыслей:
«Что делать? Позвонить шефу? Всё рассказать? Нет, по телефону нельзя. Кстати, надо включить телефон. Меня же все потеряют. И это будет подозрительно».
Молодой человек ходил по комнате, ложился, снова вставал. Наконец головная боль отпустила. Ехать ужинать в кафе он не захотел: народу везде, пробки. Поджарил яичницу, проглотил, не чувствуя вкуса, запил крепким чаем. Полегчало. Включил телефон и стал отзваниваться, поздравляя всех с Новым годом и на ходу сочиняя причину, почему не отвечал на звонки.
Алла тридцать первого декабря только успела зайти после планерки в свой кабинет, как раздался телефонный звонок — опергруппу вызывали на место происшествия. Нападение на женщину в квартире. Адрес показался ей знакомым.
Точно, она недавно читала протокол с этим адресом. Это же рядом с ее домом. Это же… адрес той «сумасшедшей»! И хотя по должности — замначальника по оперативной работе — она могла остаться в кабинете, Алла поехала на вызов.
Доехали быстро. Типичная многоэтажка, вся в суете надвигающегося праздника, гудела ещё и слухами о происшествии во втором подъезде. Но точно никто ничего не знал: то ли там кого зарезали — надо же, перед самым Новым годом! — то ли семейные разборки: муж напраздновался и задушил жену. Возле подъезда стояли любопытные и скорая.