— А ты уже пробовал прокатиться на нем?

— Нет, — мотнул головой Валентин. — Я ж на нем не умею.

Тогда я с готовностью взгромоздился на железного коня и с легкостью прокатился вдоль по коридору. Десять метров туда, разворот и десять метров обратно. Тяжеловато идет, педали крутятся с трудом, да и масса большая.

— Ну как? — с надеждой спросил Валентин?

— Сиденье жесткое, надо что-то помягче придумать и на пружинах. А то весь зад будет в мозолях. А так — нормальный велосипед.

«Урал» он и в прошлом «Урал». Сделать что-то не так было сложно. Конструкция проста, рама из двух треугольников, колеса со спицами, да изогнутая вилка и гнутый руль. Получилась хоть и не идеальная копия, но весьма близкая к тому. Вот только когда я по старой памяти захотел затормозить педалями, то почему-то не смог. Педали просто завращались в обратную сторону. Пришлось спешно давить странного вида рычаг на руле.

— Были сложности с изготовлением?

Валентин пожал плечами.

— Да нет, не было. Все довольно просто. Нам только раму надо было сварить, да руль с вилкой согнуть. А сиденье, педали, подшипники и колеса мы купили.

— Колеса какие-то странные, — сказал я задумчиво, щупая гладкую резину. На них подчистую отсутствовал рисунок протектора и похоже были они цельнолитые, то есть бескамерные.

— Нормальные колеса, — возразил Валентин. — Как у всех велосипедов. А что не так?

И я доходчиво объяснил своему работнику, что велосипедные слики хороши только на ровной и шершавой поверхности, на таких как асфальт. И то, только до тех пор, пока эта поверхность сухая и чистая. Небольшой песок или мусор на пути и все — при неверном движении твой железный конь скидывает тебя со своей спины и сам ложится на тебя сверху. Здесь нужен протектор! Хоть совсем небольшой, но он просто необходим. А это значит, что нам не отвертеться от экспериментов с резиной.

— А с подшипниками тогда как быть?

— А что с ними не так?

— Дык, я их купил только вместе с колесами в придачу. Можно и дальше покупать, но больно уж дорого получается. Все из-за границы к нам привозят.

— Неужто у нас никто не делает?

— Делают, как не делать. Но только мало совсем и только для себя. И шарики все равно приходится, как вы говорите, за бугром брать.

Я задумчиво почесал висок. Сколько там на один велосипед надо подшипников — пять? Семь? Или сколько? Не важно, главное понятно — этот хай-тек нынешней эпохи обойдется нам в весьма кругленькую сумму. Особенно ежели мы станем производить велосипеды в хороших объемах. А ведь в будущем мы планируем сделать мотоцикл с его двигателем и коробкой. А уж там-то счет подшипникам уж точно перевалит за пару десятков. А это значит…., а это значит, что нам надо как-то выкручиваться. Неохота зависеть от иностранцев в поставках любых запчастей, тем более таких важных. Неужели придется налаживать производство и этой весьма нужной детали?

— Ладно, Валентин, тащи этого монстра обратно — его доделывать надо. Главное вес убавьте. Понял?

— Хорошо, — кивнул мой бесценный работник. — А бабский велосипед делать?

— Делайте. Но, прошу тебя, Валентин, не берись сам за сварку. Ладно? У нас есть обученный человек, мы ему за это хорошие деньги платим, вот пусть он и набивает руку и набирается опыта. А ты свой талант и время на это дело не расходуй.

Валентин улыбнулся. Польстили ему мои слова. И он, развернув велосипед, горделиво вышел на улицу.

Во второй половине дня я сбежал из дома. Маринка после душа со скуки полезла на стену и попыталась втянуть меня в свои женские рассуждения об устройстве будущего быта. Где нам стоит сделать детскую комнату, какую кроватку купить, какие обои поклеить и как мы назовем маленького, если он окажется мальчиком. Про имя девочки у нее почему-то таких вопросов не возникало. А я, стоически выдержав целый час мозгополосканий, улучил момент и позвонил в офис. И с радостью услышал ответное «алло» Попова — нашего генерального и гениального директора. И, поболтав с ним пару минут, я сообщил Маринке, что мне надо срочно убегать. Дела не ждут.

Под наш офис мы определили левое крыло здания. Два этажа, несколько десятков кабинетов и высокий общий холл, на потолке которого угрожающе свесилась хрустальная электрическая люстра. В здании еще велись отделочные работы, туда-сюда шныряли озабоченные мастеровые, строительный мусор тут и там возлежал кучами.

Мой и по совместительству Мишкин кабинет находился в самом шикарном месте, в торце крыла на втором этаже, из окна которого открывался удивительно красивый вид на центральный Петербург. Так же с моего места прекрасно просматривался кабинет нашего главного банкира Андрея Григорьевича Моллера, что находился в правом крыле зеркально нашему.

Попов сам зашел ко мне, предварительно постучав.

— Здравствуйте, Василий Иванович, — как-то кисло поздоровался он.

— И тебе наш пламенный привет, Сергей Сергеич, — ответил я и протянул руку для рукопожатия. — Чего такой грустный? Похмелье?

— Да ну к черту, какое похмелье, — отмахнулся он, с гримасой страдания усаживаясь в кресло. — Зуб болит, мочи нет. Второй день донимает, дергает так, словно шилом у меня в зубах черти ковыряются. Устал совсем, вторую ночь не сплю.

— А чего к дантисту не идешь?