– Для этого существуют зеркала. Так вас из стюардесс уволили? Или сами?

– Глупенький, какие зеркала? Ты про отражения? А ты видел мое отражение в ложке с того подноса? Посмотри, оно до сих пор на ней. До сих пор ведь. Ну вранье же, ну оно же краденое, как ты не поймешь… О! Скажи мне лучше – если любишь, твои глаза не соврут, – какое у меня лицо? А? Какое?

– Что, какое? Нормальное. Широкие скулы. Подбородок симпатичный…

– Ну хватит, хватит уже! Да что же ты несешь? Вор! Ты вор! Ты… Нет-нет, я напугала, я обидела тебя. Просто ты не понял, не понял еще ничего, ты не хотел ведь, правда? Я могу быть какой угодно, и ты тоже, раз все равно не видим своих лиц… (Снова гладит по руке.) Все будет хорошо… Мы с тобой, мы вместе уйдем странствовать по свету: ты – нарядившись ослом, а я состригу волосы, чтобы походить на мальчишку, и солнце… солнце… Оно не сможет нас достать…

(Встав.)

Вот послушай: ты же не видишь сейчас его, это солнце, больше похожее на уродливый шар, которое сшили из бледно-желтых лохмотьев, с глазами-впадинами и кривым ртом, населенным несколькими ожившими зубами, не менее хищными и отталкивающими на вид; и как оно мерзко пускает слюну, сотрясаясь от злобы, покуда буравит нас преисполненным ревностью взглядом.

Оно же, ха-ха, оно же теперь ничего нам не сделает! Мы скроемся, мы устроим маскарад! Ну что, идем? Идем?

(Присев.)

Нам нужно спешить, ведь Король ярмарок уже воцарился в моих лимфоцитах, и смеются суставы, и мрак бродит по обездоленным позвонкам, с благодарностью припадая к коленям; а из всепожирающей улыбки солнца вот-вот хлынет дождь, чтобы стекать по моей золотистой груди, усеянной плеядой веснушек.

Конец ознакомительного фрагмента.