– Похоже, ты и вправду вырос,- заметил папа.- Управился быстрее отца...

Вдруг из спальни выбежала мама.

– Тетушка Мерта проснулась и сама встала,- сказала она испуганно.

– Да,- сказал папа,- Ты была права. Похоже, начинается.

– Мам, можно я поеду на рыбалку?
– спросил я, не слишком прислушиваясь к их разговору. Я собрался на пару дней съездить на озеро Хонен.

– Лучше не сейнас, сынок,- ответил отец.- Я думаю, что не сегодня-завтра для тебя здесь найдется дело.

– Ну, пап,- я даже расстроился,- я ведь давно собираюсь.

– Ничего, это не надолго,- сказал папа.- А на озеро еще успеешь.

– Но что я должен буду делать? Мама, расстроенная, тереби ла угол фартука.
– Ты нам будешь нужен,- повторила она. Но зачем?
– Сводить на прогулку тетушку Мерту.
– Прогули вать тетушку Мерту?
– удивился я.- Но мама, ты же всегда сама с ней гуляешь.

– Это совсем другое,- мама, наконец, оставила фартук в покое.- На эту прогулку тетушка сама выбирает спутника. И идти придется тебе.

За ужином я стал внимательно рассматривать тетушку Мерту. До этого я не особенно обращал на нее внимание. Она была всегда такой же привычной и незаметной, как мебель.

Тетушка Мерта была совсем маленькой. Если бы она не была такой высохшей, то, наверное, походила бы на маму. Серые волосы заколоты в крохотный пучок на затылке. Лицо, как измятая бумага, провалившийся беззубый рот, крохотные, потерявшиеся в морщинах абсолютно пустые глаза. Она без всякого выражения смотрела сквозь меня, и только зубы, ощутив прикосновение ложки, начинали двигаться, втягивая жидкую кашу, которую подавала ей мама. Рот закрывался, и на каждый глоток дергалась тощая куриная шея.

– А она может разговаривать?
– спросил я. Отец посмотрел

на маму и уткнулся в свою тарелку.
– Никогда не слышала,

ответила мама.
– А делать что-нибудь она может?
– допыты

вался я.
– Ну, в общем, да,- сказала папа.- Она отлично

чистит горох, если ее правильно попросить.

– Да...- меня передернуло. Я вспомнил, как однажды меня, еще маленького, посадили помогать тетушке Мерте. Я подавал ей стручки, а она быстро, как автомат, вылущивала из них горошины. И, когда горох кончился, ее руки все никак не могли остановиться - брали, лущили, складывали...

– Еще она хорошо рвет полоски для половиков и может прополоть грядку от сорняков перед посадкой.

– Так почему...-я не знал, как бы спросить поделикатнее.

– Почему она живет у нас? Ты это хотел спросить?
– мама вздохнула.- А куда ее денешь? Живет и живет. Да, в общем-то, она особенно и не мешает.

– Можно ее отправить в интернат,- сказал я.

– Во-первых, в интернат надо представлять документы, а откуда им взяться у тетушки Мерты,- объяснила мама, готовя сладкую кашу для старухи.- А, во-вторых, интернат стоит денег.

– А про какую прогулку вы говорили? Куда это мне с ней идти?

– В лощину,- ответил папа, нацеливаясь на очередной кусок пирога с вишней.- Вниз, до старого дуба,- папа тяжело вздохнул, словно вспомнив что-то.- И обратно.

– Ну, зачем же туда. Там же полно крапивы, да и комаров хватает. А кроме того там... ну- нехорошо.

– Ты хочешь сказать, нечисто?
– улыбнулась мама.

– Ну, в общем, да,- я попытался объяснить.- Там даже погода не такая,, как вокруг. Чего ради лезть туда?

– Она всегда идет именно туда,- сказал папа.- А ты будешь ее провожать.

– Ну раз надо, значит надо,- я поднялся.- Тогда уж лучше сделать это поскорее. Пойдемте, тетушка Мерта.

– Сейчас она не пойдет,- сказала мама.- Она сама решит, когда будет готова.

– А почему с ней не может сходить папа? Ведь он уже один раз ходил.

– И с меня вполне хватило одного раза,- ответил папа холодно.- В этот раз пойдешь ты. И ты должен быть здесь, когда придет час. Рыбалка от тебя никуда не денется.

– Ну ладно,- я почти смирился.- Но вы хоть объясните почеловечески, а то я так ничего и не понял.

И мне объяснили. Тетушка Мерта всегда была в нашей семье, хотя папа так и не смог рассчитать, в каком родстве она с нами. И всегда она была такой же старой и высохшей. В ней словно совсем не осталось плоти, ничего, способного разлагаться, поэтому она не была такой противной, какими бывают старухи.

Раз в двадцать-тридцать лет, она как будто просыпалась и рвалась куда-то идти. И сопровождать ее должен был обязательно мужчина. С женщиной она идти не могла. И ее провожатый возвращался изменившимся.