Хотя даже в школьные годы Харро называл себя Шульце-Бойзеном, самодовольство и социальные устремления родителей и их друзей по бизнесу и государственной службе для него мало что значили. С раннего детства его увлекали революция и всяческие тайные общества. В 1923 году, будучи ещё учеником средней школы в Дуйсбурге, он принимал участие в тайной борьбе с французскими оккупационными властями Рура и, как впоследствии указывалось в его личном деле, некоторое время просидел под арестом за "активное участие в рурских событиях".

После зачисления (с оценкой "хорошо") в университет Харро в 1928 году вступил в "Орден молодых германцев" Артура Марона. Студента юридического факультета Фрайбургского университета пленили национализм, республиканские устремления и паневропейская мистика ордена. Гарро с энтузиазмом включился в кампанию за франко-германское взаимопонимание. В течение всей последующей жизни его всегда привлекала идея "Ордена". Он считал, что для ликвидации старого общества нужен авангард из меньшинства, представленного членами "Ордена", в духе отринувших корысть членов старых религиозных орденов, гугенотов, пуритан, якобинцев и большевиков.

В 1930 году он перешел в Берлинский университет и утратил интерес к буржуазно-консервативным концепциям Марона. *????? стр156 Харро снимает комнату в рабочем квартале Веддинг, и общение с берлинским пролетариатом способствует сдвигу его убеждений влево. Он остается руководителем "Ордена" в Веддинге вплоть до 1931 года, но затем принимает сторону "революционных национал-социалистов" Отто Штрассера и других экстремистских группировок.

Летом 1932 года он примкнул к кругу национальных революционеров в Берлине, которые выступали против всей политической власти в республике, включая демократические партии. Для последователей "Ордена" любая партия была достойным презрения "проявлением буржуазного общества". Шульце-Бойзен откликнулся на призыв и стал редактором листка национальных революционеров "Гегнер" ("Противник").

Множество молодых националистов разных оттенков сгруппировалось вокруг Франца Юнга, представителя старой гвардии коммунистов из Силезии, который впоследствии порвал с компартией. Они называли себя "Гегнер" - как свою газету, которая теперь регулярно выходила на шестидесяти четырех страницах в одну восьмую формата (приблизительно 15 на 23 см) тиражом в три тысячи экземпляров и была наиболее ценным звеном в ряду активов этого предприятия, тем не менее потерпевшего крах из-за налогов и трудностей с финансированием.

Юнг руководил издательской фирмой "Дойче Корреспонденц" одного из застрельщиков европейского профсоюзного движения, известного как "Движение строительных предприятий". Его целью было создание международных строительных кооперативов в противовес капиталистическим строительным концернам. К концу 1920 года немецкие профсоюзы сотрудничали со своими французскими коллегами и планировали возведение крупных жилых зданий в обеих странах.

Помимо профсоюзов, в поддержку этого социалистической затеи выступали французский архитектор-модернист Ле Корбюзье и парижский еженедельник "План", в котором Ле Корбюзье редактировал свою рубрику. Французы настаивали на выпуске аналогичного издания в Германии, и ы 1931 году это привело к возрождению "Гегнера". Издатели "Плана" помогли заключить соглашение между французскими профсоюзами и немецким коопуративным строительным движением, они пропагандировали Ле Корбюзье и финансировали прогрессивную общественную программу честолюбивого адвоката Филиппа Ламура, который возглавлял редакцию.

Юнг оставался издателем "Гегнера" даже после того, как франко-германское строительное сотрудничество задохнулось в непроходимых джунглях валютных правил. Газета увязла в долгах, и Юнг закрыл бы её, не привлеки она оригинальностью своих теорий внимание целого ряда молодых людей.

Вскоре газета стала консолидирующим звеном для всех недовольных в Германии, и её название стало их программой. Им хотелось объединить всех "анти" - как слева, так и справа - в некую третью силу, направленную против демократов, тоталитаристов и эстеблишмента, но самое главное - против нацистов, или, точнее, против фашизма, в котором они видели главную угрозу будущему Германии и всей Европы.

Однако за исключением своей антипатии к нацизму "противники" так и не пришли к согласию по поводу общей цели. Их программа в основном состояла в отсутствии всякой программы; им претили конкретные заявления, и они были вполне счастливы служить просто форумом германской молодежи, протестующей против устоев, поддерживаемых беспринципными партиями.

Юнгу требовался человек, сочетавший в себе качества лидера любой дискуссии и рупора его идей, знакомый с максимальным числом групп, представленных в окружении "Гегнера". Он выбрал Шульце-Бойзена, у которого была репутация человека, поддерживавшего связи практически с любой оппозиционной молодежной группой. Всякий раз, когда эстремистские студенческие группировки расходились во мнениях, в посредники призывали Шульце-Бойзена, который изучал политику, международное законодательство и журналистику.

Юнг ввел Шульце-Бойзена в состав редакции, и после его отставки тот стал возглавил "Гегнер". С каждым новым выпуском его предостережения об угрозе нацистской опасности становились все громче, а аплодисменты нонкомформистов все восторженнее. Шульце-Бойзен даже организовал в берлинских кафе так называемые "вечера "Гегнера", на которые приглашал представителей политических партий для обсуждения будущего германской политики. Даже скептически настроенный Юнг впоследствии вынужден был признать, что "сначала встречи проводились в маленьких помещениях, но вскоре они так переполнялись, что нам пришлось организовывать настоящие митинги. Атмосфера была исключительно лояльной, между левыми и правыми устанавливались удивительно дружеские отношения. Молодые люди, которые при встрече на улице немедленно ввязались бы в потасовку, прислушивались к аргументам оппонентов и были единодушны в своей неприязни к хвастливому доктринерству партийных боссов и непреклонных суперменов".