Я пнул её ногой.

– Я не питаюсь объедками.

– За это я тебя и люблю,– сказала она.

– Значит, тебя зовут Любовь?

– Это не имеет значения. Я прихожу не на зов. Я не питаюсь объедками.

– Ты знаешь, кажется, я люблю тебя.

– Конечно,– сказала она, и мне снова показалось, что она улыбнулась.

Сценарий №2

Тигр опять сожрал дрессировщика. Когда же эти тигры оставят людей в покое!

Обнажённая женщина расхаживает по манежу, помахивая окровавленным куском мяса. Из мяса торчит кость. Женщина ухмыляется и покачивает бёдрами. Монеты падают, зарываясь в пахнущие зверем опилки.

– Так значит, уходите,– ему жарко, он страдальчески обмахивается программкой.– Уезжаете.

– Да, уезжаю.

– Покидаете свою страну в столь решающий момент. По мне, так это предательство. Судить бы за такие вещи,– он добродушно смеётся.

– Судить? За что же?

– За вред, наносимый металлу борьбы.

– Поэтично, но неясно.

– Что будет, если все так начнут удирать? Кто же тогда поведёт борьбу?

– Борьбу? Но за что?

– За идеалы.

– Когда жизнь лишается смысла, начинают говорить об идеалах.

– Это безобразие так говорить. Вы обращаетесь со словами так, как будто они ваши наложницы.

– Когда я смотрю в зеркало, то вижу человека, а не толпу.

– Вот-вот. Это называется индивидуализм.

– Человек никогда не был в Париже, ему это досадно, право. И вот, он достаёт карту города и начинает изучать названия улиц, площадей и кладбищ. Он заучивает эти названия наизусть и считает, что теперь он знает Париж лучше кого бы то ни было.

– Ну и что?

– Ничего.

– Ладно, я не настолько развит, чтобы притчи разгадывать. Одно я знаю. Только идея чего-нибудь стоит в этом прогнившем мире. Верность идее – вот первое качество в человеке. Верность идее и воля к победе.

– К победе кого над кем?

– К победе справедливости. Разве мир справедливо устроен?

– Я не люблю говорить на такие темы. Никто толком не понимает, что такое добро, справедливость, благо, но каждый может говорить об этом часами. И каждый будет говорить о своём.

– Это какие-нибудь аристократишки думают только о себе. Солидарность – вот что рассеивает всякую смуту. Вот путь народа.

– Волки солидарны в травле оленя?

– Я говорю о том, что весь разброд происходит от беспорядка. Нужно организовать массу, объединить её общим делом, и ясность возникнет сама собой. Что нужно этой массе, кто её враг, кого она должна уничтожить. Вот арена борьбы, вот манеж для действий, на нём неизбежны столкновения, и столкновения эти разрешаются только силой. Столкновения интересов, классовых, национальных, и тому подобное.

– Религиозных, расовых… Манеж для зверя.

– Да, вот вы говорите о звере. А что может противостоять зверю? Некая воздушная невесомая душа? Так, что ли? Но её место в раю, а в раю нет чудовищ. Винтовка, верный холодный ствол – вот что остановит зверя. Но конечно, это путь, который требует закалённых людей.

– Не людей – железо.

– Вот именно. Железо. Сталь. Не мечтателей- пустынников. Кулак, сжимающий знамя – вот наш парад. Железной колонной на горе трясущимся тварям. К новому, светлому миру. Мы идём вытряхнуть всю эту затхлость и хилость из заплесневелых мозгов цивилизации. Мы несём новую цивилизацию.

– Но я всё же не останусь ждать вашей победы. К тому же, я в неё не верю.

Он снисходительно кривит губы и хлопает меня по плечу. Потом поднимается, надевает эсэсовскую фуражку и вытягивается в рост. Оркестр играет марш. Надрываются трубы. Он взмахивает руками и начинает дирижировать. Из-за кулис появляются солдаты. Они поют, выстраиваясь правильными рядами, с автоматами навскидку. Оркестр играет всё громче, и всё оглушительнее звучит хор.

Я вижу оскалившиеся в ржании зубы. Я вижу пальцы на спусковых крючках. Я чувствую тошноватый запах зверя, и жирный пепел пачкает кресла.

Я вижу его потную спину с тёмными пятнами на рубашке. Я вижу его руки, взлетающие над ней.

Через семь лет тебя повесят в Нюрнберге.

Романтики!..

Эпизод №7

Я спал, и мне приснилась птица-любовь, и я не хотел просыпаться. Но проснулся и, глядя на небо в окне, подумал, что может быть два объяснения этому:

Это был не сон – тогда птица не исчезла, и я вновь увижу её.

Это был сон – тогда это была вовсе не птица-любовь.