Я не имею ничего против Лукаса. Боюсь, это ему будет в тягость играть со мной. Однако он опять меня удивляет тем, что неприкрыто радуется моему согласию сыграть. Опять начинает разговаривать со мной, а после всю игру подбадривает, радуется каждому выигранному мной очку ничуть не меньше, чем я. И даже в цепкие объятия меня заключает, отрывая от земли, когда наша команда побеждает.

А я, как выяснилось, та ещё азартная натура. Всю игру я до жути хотела выиграть, и потому сейчас настолько радуюсь нашей непростой победе, что забываюсь и тоже крепко обнимаю малознакомого парня. Причём и руками, и ногами. А сзади меня на радостях обнимает ещё и Вильям. И всем этим бутербродом мы падаем на траву, смеясь во весь голос.

Боже! Родители бы меня убили, увидь, что я сжата двумя потными мужскими телами. Ещё и хохочу как сумасшедшая вместо того, чтобы предпринять попытки выбраться из тесной близости парней.

Но родителей тут нет, а, значит, в кой веки я могу не думать об их мнении. Ведь ничего плохого я всё равно не делаю.

Однако так я думаю ещё совсем недолго. Как только возле нас образуется высокая фигура, затмевающая солнечный свет, и я с трудом разглядываю крайне недовольное лицо Марка, у меня складывается впечатление, будто я сотворила что-то из ряда вон выходящее.

– Вы закончили? – глухо цедит он, глядя на меня так, словно я в оргии участвую, а не всего лишь радуюсь победе в волейболе.

На миг мне даже стыдно становится. Мало ли я действительно повела себя неподобающе, и даже не осознаю этого? Но нет же вроде. Всё прилично. И беззаботный голос Вильяма подтверждает это:

– Ты чего такой хмурый, Эндрюз? На солнце перегрелся? – парень наконец отодвигается от меня и встаёт на ноги.

– Не перегрелся. Наоборот, грелся бы ещё, если бы вы своими криками и смехом не разбудили меня.

– Ох, ну прости, барин. Не подумали о твоём сне. В следующий раз мы будем тише, – насмешливо произносит Вильям. Подаёт мне руку, помогая подняться с подозрительно притихшего Лукаса.

– Следующего раза не будет, – высекает Марк, поражая меня исходящими от него негативными импульсами.

– Чего это вдруг? – хмурится Вил, а Лукас так и продолжает хранить молчание.

– Того. Баню нужно идти растапливать.

– Не понял, брат. Что растапливать?

Я тоже не поняла. О какой бан-и-ю идёт речь и что это вообще такое?

– Баню! – радостно отвечает вместо Марка подошедший к нам Анри. – Сегодня мы вам, любителям жалких шестидесятиградусных саун, наконец покажем, что такое настоящая русская баня!

Эмилия

– Получается, твой парень русский, который никогда не бывал в России? Это как вообще? – с изумлением интересуюсь я у Кэт, когда мы входим в её спальню, чтобы переодеться в купальники.

– А вот так. Анри с Лукасом родились в Латвии. Их мама русская, а папа латыш. Когда мальчикам было по пять лет, они переехали жить в Штаты.

– Вот, значит, как. Мне стыдно признаться, но я впервые слышу о Латвии и даже не знаю, где она находится.

– Так я тоже не знала до встречи с Анри. Это где-то в Европе. Рядом с Россией. Анри обещал свозить меня туда следующим летом. Говорит, там в июне какой-то классный летний праздник вся страна отмечает. Он для них по важности наравне с Новым годом. Будет интересно окунуться в латышские традиции, – воодушевлённо произносит Кэт.

– Бан-и-я или как она там – тоже одна из латышских традиций?

– Нет, баня – это русская тема. Хотя по словам Анри в Латвии тоже многие обожают бани. Для некоторых людей это не просто поход в горячую комнатку, где нужно немного попотеть и уйти, а что-то вроде культа. Там аж целая программа. Тебе повезло, Эми, ты испробуешь её в первый раз сейчас, когда на улице нет снега. Меня же прошлой зимой после стоградусной жары бросили в сугроб. Мол, сказали, что это обязательно. Я думала, убью этих идиотов.

Я посмеиваюсь в ответ на ворчания Кэт. Однако мой смех быстро сходит на нет, стоит подруге вручить мне один из её купальников. Свой же я не взяла, ведь не думала, что он мне пригодится. И очень зря.

– Я его ещё ни разу не надевала, – поясняет Кэти, неправильно поняв моё смятение. – Трусики, конечно, чуть большеваты для тебя, но ты завяжи покрепче, чтобы не свалились.

– А тут есть чему сваливаться? – с ужасом смотрю на жалкие треугольники красной ткани. – Я же в нём буду практически голая.

– И что? Я тоже буду. И все остальные. Не собираешься же ты в одежде идти париться?

– Нет, но я никогда не надевала ничего настолько откровенного. Особенно в присутствии парней.