Она искала в приложении любовь, а нашла его. Того самого, почти женатого мажора, с которым закрутила интрижку в родном городе. Он приехал к ней, очаровал и получил все, что хотел. Выкрал сердце, растоптал гордость и улетел обратно к невесте, на память о себе оставив дочь.
Спустя три года:
— Ревнуешь?
— Пусть тебя жена ревнует, когда тащишь ей розы после ночи с другой.
— Завидуешь?
— О да! У нее не муж — мечта! — издаю злой смешок. — Дебошир, изменщик и абьюзер.
— Но ты бы от такого не отказалась, — заявляет с наглой рожей.
— Да я счастлива, что тогда ты выбрал ее. В мире полно классных и не таких токсичных мужиков, Гордиевский!
— Стерва! — выплевывает. Резко дергает за запястья на себя.
— Благодаря тебе такой стала, — шиплю, а сама тянусь к его губам.
Пролог
— Хорошо, София. Твои тревоги и опасения понятны. С ними мы обязательно справимся, но для начала расскажи немного о себе.
— Что именно нужно рассказать? Как на собеседовании? — спрашиваю, обняв себя за плечи.
В кабинете тепло и уютно, но я всё равно чувствую необъяснимый дискомфорт.
— Не обязательно. Расскажи мне, кто такая София Соловей? Какая она? Любые факты из ее жизни, опиши характер, внешность. Можно говорить о себе в третьем лице: иногда так удобней.
— Нууу, — тяну я, судорожно соображая, с чего начать, — Ей двадцать пять лет, работает ландшафтным дизайнером, разведена, есть дочь, — нервно сглатываю. — Внешность у Софии обычная, но, несмотря на это, ей часто говорят комплименты. Люди считают ее привлекательной. Раньше она танцевала сальсу, но в последнее время некогда. Сейчас ходит в фитнес-зал, полюбила йогу.
Мой психолог Виктория медленно кивает, призывая продолжать, а я не знаю, что еще сказать. Дальше у меня возникает ступор. Как непросто, оказывается, говорить о себе, особенно, как о ком-то постороннем.
— Фух! Можно я лучше от первого лица попробую?
— Конечно, нет никаких условий или ограничений, — заверяет Виктория. У нее мягкий голос и очень красивые серые глаза.
Вспоминаю, что рассказывала на многочисленных собеседованиях несколько лет назад: тогда я их по нескольку раз в день проходила. Этот заученный текст остался в памяти подобно пушкинскому творению «у лукоморья дуб зеленый;/Златая цепь на дубе том…».
— Я говорю на русском, испанском, английском и французском немного… — недовольно выдыхаю. Звучит так, будто я хвастаюсь. На самом деле я еще итальянский, португальский и каталонский понимаю, могу изъясниться, но этот факт точно лишний, — … живу и работаю в Испании, уже шесть… нет, почти семь лет. Сразу после школы переехала, получила грант на обучение от университета Барселоны, который окончила с отличием.
Виктория улыбается и уточняет:
— В школе ты тоже была отличницей?
— Золотая медаль, — подтверждаю. — Мы с мамой жили небогато. По правде говоря, в нужде. Я знала, что полагаться мне не на кого, поэтому училась старательно. Мама часто повторяла: «Просто так на голову ничего не падает».
— Так многие родители говорят, — смеется психолог. — А твой папа?
— Он погиб, — отвечаю без промедлений. — Несчастный случай или убийство — точно неизвестно. Мне было двенадцать.
— Как ты это перенесла? Что чувствовала? — спрашивает спокойным ровным тоном. Взгляд открытый и понимающий.
— Сначала я испугалась. Потом разозлилась и обиделась. Он ведь бросил меня!
— Он умер, — поправляет.
— Он оставил меня, обрек на одиночество и бедность… Мы с трудом выживали, пока не появился отчим. Я заканчивала школу, когда мама вышла замуж за известного архитектора. Он моложе ее…
Делаю паузу. Задумываюсь, стоит ли рассказывать о наших конфликтах с мамой на почве ее ревности. Не решаюсь. Озвучиваю только факты:
— С семнадцати лет я живу сама. С мамой в данный момент не общаюсь.
— Это тяготит тебя? Разлад с мамой?
Я пожимаю плечами.
— Скорее нет, чем да. Теперь, когда у меня есть дочка, я не одна.
— У тебя много друзей? Есть подруги?
Снова тяну плечи вверх.
— Не знаю. Много приятелей, хороших знакомых. Есть Маша, крестная моей Николь, которая очень нам помогает. Подругой ее назвать сложно: сильно старше и к тому же моя начальница. Одна близкая подруга у меня была, но мы больше не поддерживаем отношения.
— Почему? Это как-то связано с рождением дочери?
— Да. И с мамой, и с Дашей я перестала общаться, когда узнала, что беременна.
— А с отцом ребенка связь поддерживаешь?
— Нет. Настоящий отец Николь не знает о ее существовании.
У Виктории взлетают брови. Это происходит буквально на секунду, но я успеваю заменить.
— Мой бывший муж не является биологическим отцом Николь, — поясняю на всякий случай.
— Тогда мне нужно уточнить, можем ли мы поговорить о настоящем отце?
— Мне будет сложно, — признаюсь и опускаю глаза.
— Ты стала жертвой сексуального насилия? — понизив голос, спрашивает Виктория.
— Нет-нет! Все было по согласию, — спешу заверить. — И по большой любви.
— Любила только ты, — как бы догадывается.
— Он тоже любил, — улыбаюсь с грустью. — У нас был красивый, но короткий роман.
— Ты его не забыла до сих пор?
В очередной раз пожимаю плечами.
— С этой истории нам придется начать нашу психотерапию, — предупреждает психолог.