То, что гордячка предпочла Виталика, естественно, задело мое самолюбие. Но в глубине души я чувствовал, что ничего хорошего с ней у меня бы не вышло.

Ледяной холод и отвратительный запах метилмеркаптана в главном корпусе, где располагалась наша лаборатория, резко контрастировали с чудесным летним воздухом улицы, усиливая впечатление бесконечной протяженности моего пути по коридору с убитым паркетом.

Я решил не привлекать внимания и посидеть на работе, выдвигая и задвигая ящики письменного стола, а после обеда смыться.

Еще не дойдя до нашей комнаты, я увидел, что дверь приоткрыта. Кто это тут в такую рань? Наши до десяти на работе не появлялись.

Войдя, увидел своего приятеля Витю из отдела физики и математики. Как он смог проникнуть в кабинет, кто дал ему ключ?

– Ты что делаешь!!! – завопил я, увидев кучу железок на столешнице масс-спектрометра.

– А что? – повернулся ко мне Витя, бросая на стол очередную горсть деталей.

Он почти доломал излучатель, который я собирал и настраивал неделю.

– Ты зачем его … ?!!

– Как зачем? Вижу: завинчено. Значит, надо развинтить, – бодро проговорил он, в то время, как его пальцы ловко орудовали, нащупывая, что бы еще такого можно сломать.

– Поэтому тебя Витей назвали, что ли? Завинтить-развинтить… Итить! Мударис твое имя, а не Витя! Вместо того, чтобы девчонок охмурять, ты масс-спектрометр ломаешь! Это ж надо! Приперся ни свет ни заря и кончал его! Кто тебя звал, вообще?!!

Все. Плакали мои рубины.

То, что рубины вовсе не мои, а очень даже чужие, в мою несчастную голову в тот момент не пришло.

И тем более нельзя было понять, что же пришло в умную голову Вити. Темные стекла очков скрывали его глаза, никто не знал его настоящих мыслей, ибо за долгие годы знакомства я ни разу не слышал от него ни слова правды. Врал он, как дышал. Врал всегда, даже там, где можно и полезнее было сказать все, как есть. Такова была его жизненная позиция – следствие материнского авторитарного воспитания.

Он раздолбал не масс-спектрометр. Он разбил мои мечты, мои грезы, навеянные рубинами. Убить его я не успел: оглядевшись, нет ли здесь еще чего-нибудь интересного и не найдя ничего больше, Витя испарился – отправился на свою работу на другой конец города.

Каким ветром его занесло к нам?! Зачем он появился сейчас именно здесь, а не там, где он должен быть – у них в отделе есть точно такой же агрегат?!

Я повертел в руках обломки. На одной детали была трещина. Положил обратно на столешницу. Даже дешевого рефрактометра нет! Хотя для определения камней он подходил больше. Как же теперь быть?

Можно было бы обратиться к Марине, вернее, к ее родителям-геологам, но они, как всегда, пропадали в очередной экспедиции, и домой, по всей видимости, в обозримом будущем возвращаться не собирались.

Когда-то я был завсегдатаем в их доме, набитом коллекциями друз и кернов, но после появления Виталика мне там делать было нечего.

Высокий, кудрявый, с небольшой щербинкой межу зубами, обаятельный Виталик, невзирая на родительские запреты, имел самые серьезные намерения.

Надменно-уксусная местная красавица Марина в его присутствии милостиво улыбалась и на всех вечерах танцевала только с ним.

– Славик, ты идешь к «большой Венере»? – в дверях, будто иллюстрируя рождение этой самой Венеры из пены, возникла Марина, но, в отличие от богини плотской любви, одетая. Словно мысли мои подслушала.

Я даже обрадовался ей, позабыв на миг обиду, вспыхнувшую после того, как она предпочла мне остроумного Виталика.

У нас целых две Венеры. Девушки почти одного роста, одна чуть старше и казавшаяся намного взрослее. Мы все называли ее «большая Венера», а вторую – «маленькая Венера».

Собирались мы у кого-нибудь из наших регулярно, но вымученные шутки и пионерские игры не могли заглушить ужасную скуку, почти такую же, как на работе.

С Ритой в этой компании я не появлялся, про нее там никто не знал. Нам и так было хорошо.

Тут за спиной Марины появился еще один мой приятель, серый и рыхлый, как весенний снег. Его борода, которой позавидовал бы Александр III, печально свисала, ясно говоря окружающим, что хозяин не в себе и ему нужно срочно поправить здоровье.

– Славик. Я. Болею. – с расстановкой произнес он кодовую фразу.

Это означало, что я тотчас должен налить ему спирта, которым, как «непьющий», распоряжался в нашей лаборатории. Заодно и себе немного.

Я вздохнул, сознавая, что отболтаться не удастся. Где этот чертов Женька? Да и Шуры что-то не видно. Сговорились они сегодня все, что ли?