Потом мы займемся экспроприациями. Но только у самых богатых жителей города.

Мои бойцы засадили в клетку Белого и приволокли его к тюрьме. С бывшего градоначальника сорвали дорогую одежду.

Повстанцы издевались:

— Как чувствовать себя нищим?

— Теперь работать пойдешь на рудники!

— Давайте с него жирок сгоним. Пусть его в карцере не кормят!

— Такого пороть нужно каждый день.

Белый боялся, что повстанцы растерзают его. Бывший градоначальник почти скулил:

— Пощадите меня! Я вам все отдам!

В ответ послышалось:

— Мы и так все возьмем! Будем в дворце твоем жить!

Повстанцы стучали палками по прутьям клетки, тыкали через прутья знатную особу дубинками:

Я тоже подошел к клетке и сказал:

— Его дворец станет общественной собственностью. Будем в него на экскурсии народ водить.

Кто-то спросил меня:

— Что такое общественная собственность?

Я попытался разъяснить:

— Это когда все принадлежит народу. Не какому-то отдельному богатею, а всем нам.

— И дворцы прокуратора и Белого?

— Да!

— Так не бывает.

— А у нас будет! Мы установим новый народный порядок!

Меня спросили опять:

— А кто будет следить за новым порядком?

— Выборные или назначенные мной люди!

К тюрьме подвели группу пленных. Ее встретила Аленка.

Пленных построили в шеренги, рядовым предложили присоединиться к повстанцам. Большинство простых солдат были из числа бедноты и некоторые согласились.

Я, Аленка и знахарь Чарли обходили ряды. Чарли осматривал раненых, Аленка остановилась возле группы гвардейских командиров и со смехом сказала:

— Что-то бравые гвардейцы приуныли! Видно, понимают, что им еще долго не увидеть девушек!

И ударила кулаком офицера в подбородок. Потом заставила пленных становиться на колени и целовать свои слегка запыленные сапоги.

Гвардейцы покорно целовали, не смели возражать.

Я вмешался в процесс:

— Зачем ты их унижаешь?

Аленка улыбнулась:

— А тебе не кажется, что им это нравится?

— По-моему, это нравится только тебе, — ответил я.

— Смотри, как они целуют с энтузиазмом, — возразила Аленка, — хотят доставить удовольствие красивой воительнице.

— Да, трудно найти девушку краше тебя, — сказал я комплимент. — С дубиной ты производишь неотразимое впечатление. Но зачем унижаешь пленным, заставляешь целовать свои ноги?

— Я же говорю: им нравится чмокать мои сапоги, они даже облизываются от удовольствия, — со смехом подтвердила воительница. — А я пользуюсь правом победительницы.

— Унижение пленных повышает самооценку, — почти серьезно сказала я. — Но есть же правила приличия и нормы поведения, не престало тебе вот так себя непристойно вести.

Воительница отмахнулась, словно услышала откровенную чушь:

— На войне твои нормы поведения не применимы! Вон мужчины главу города унижают, а ты мне про какие-то нормы толкуешь

Я промолчал. Понимал, что Аленке, как и бойцам, хочется показать свою власть над поверженным противником.

Питер был окончательно взят под контроль, я велел организовать выборы, а после них — пир в честь нашей победы.

В полдень жители города собрались на центральной площади, чтобы избрать себе нового главу города.

Кандидатов было выдвинуто несколько. Неожиданно победил освобожденный из карцера мужчина по имени Славян, сын священника Болота. Епископ пользовался любовью простого народа. Он был добр и справедлив, искренне хотел, чтобы бедняки жили лучше. Но священника лишили сана и сослали за сто верст от города, а его сына посадили в карцер за подстрекательство к беспорядкам.

Мы одержали важнейшую победу и готовились к пиру. Во дворце бывшего градоначальника активно работали повара, появились служанки, которые разносили еду. В самом большом зале было шумно и весело, звучала музыка. Сотни свечных ламп горели на столах и стенах.

Я и Александр Непомнящий сидели на почетном месте. Мы вели неторопливый разговор.

— Теперь местный радиоцентр в наших руках, нужно будет речь произнести и организовать там охрану, — сказал Александр.

— А еще нужно бороться с антисанитарией, — сказал я, — приучить всех мыть руки перед едой. Только жареного кабана принесли, и сразу набросились мужики!

— Хороший кабан, совсем не жирный, — ответил Александр. — Бойцы только из сражения, пусть порадуются. Здесь животом страдают редко.