Когда же тряска прекратилась, она с облегчением скатилась со спины существа и отважилась осмотреться.

На крошечном пятачке, окружённый огромными соснами, притаился бревенчатый дом. Он оказался совсем небольшим – всего одна комнатёнка да сени.

По стенам развешаны были снизки сухих потемневших грибов и пучки незнакомой травы. Посреди комнаты громоздилась коряво сложенная печь, потолок был настолько низкий, что Тоська едва не касалась его головой.

– На пороге не стой, навьи утянут. – Тоська чуть подтолкнула Маринку и вошла следом.

– Куда утянут? – испугалась девушка.

– На погост.

– Это такая шутка?

– Какие шутки. Обычное дело на изнанке.

– Изнанка?..

– Обратка, иной мир – всё одно, зови как хочется. Ты на другой стороне, девчуля. Здесь всё иначе.

Вазила сунулся в двери, заржал вопросительно.

– Сбегай, – разрешила ему хозяйка. – Да всё поле не топчи. Пощипи с краешка, и будет. Полевик ещё после спячки не оправился, злющий шастает, и серп при нём.

Вазила всхрапнул, соглашаясь, да попятившись, исчез. А с печи с шумом сверзилось существо вроде филина, проковыляло к Маринке на толстых когтистых лапах.

– Здравствуйте. – на всякий случай поздоровалась Маринка.

– Уу-ху! Уу-ху! – прогудел в ответ филин и плюхнул к ногам гостьи придушенную крысу.

Не ожидавшая подобной щедрости, Маринка с визгом скакнула прочь. Тоська же рассмеялась да попеняла домовому:

– Не про неё то угощение, голбешка. Ты хлебушек доставай. Поспел небось?

Зарокотав неразборчивое, голбешка уковылял за печь и тут же показался снова, таща доску с румяным коричневым кругляшом.

Маринка только сейчас разглядела, что кончики крыльев оканчиваются у него крохотными тёхпалыми ладонями, а под клювом над перьями пушится борода.

– Что смотришь? У нас по-простому. Подходи да ломай кусок. Есть-то охота?

– Охота, – пробормотала Маринка и бочком подобралась к одному из трёх пеньков, выстроившихся вдоль стены.

Водрузив хлеб на соседний пенёк, голбешка уукнул и пропал.

– Разносолов не держу, – из застиранной тряпицы Тоська достала несколько светлых корешков. – Вот, у лопуха накопала. Пробуй. И вкусно, и польза большая.

Маринка с опаской откусила кусочек и медленно принялась жевать. Корень оказался сочным да хрустким, немного напомнил любимый сельдерей.

– Я его и в суп бросаю, и строгаю в салат. Очень меня выручает.

Разломав тугой каравай, Тоська присыпала шматок солью, протянула Маринке.

Ноздреватый, с чуть липнущим мякишем, хлеб оказался настолько вкусным, что Маринка попросила ещё.

– Нравится? – улыбнулась хозяйка. – Это бездрожжевой, на закваске. Мне с мельницы мучицу передают. Она отсюда недалеко, на болоте.

– От шишиги? – проявила осведомлённость Маринка.

– Всё-то ты знаешь, – усмехнулась Тоська. – От неё закваска. Гераська таскает по надобности.

– Я не понимаю про изнанку, – призналась Маринка. – Вокруг ведь простой лес, и болото, и деревня. Всё знакомое, обычное…

– Обычное? – приподняла тонкие брови Тоська. – Ну-ну.

– Не совсем, конечно, – поправилась Маринка, покосившись на нахохлившегося на печи голбешку. – Он вроде домовика, да?

– Домовик и есть. Их много, разных-то. Как и дворовых, и овинных с сарайными…

– Я по бабы Ониному дворовому соскучилась, – улыбнулась Маринка, вспомнив неугомонного кота.

– Мой вазила тоже из дворовых. Приблудный он. Провинился перед родичами. Те его на изнанку и отправили.

– А кто его родичи?

– Так из дворовых. Лошадей любят, присматривают за ними.

– А почему вазилу отправили именно сюда?

– Изнанка их мир, – пояснила Тоська. – Тут их корни, тут их родня. Шастают через границу, шмыгают туда-сюда, любят отираться среди людей. Нечистикам везде хорошо. А вот люди на изнанке жить не смогут.

– А как же вы?

– Это совсем другая история, – помрачнела Тоська и сразу перевела разговор. – Ты-то зачем в Ермолаево собралась? В гости или по надобности?