Наклоняюсь, чтобы убрать остальную одежду обратно в чемодан. Громкая музыка в соседней комнате не утихает. Рамка срывается со стены и летит на пол. Я не успеваю ее поймать. Ударившись о полку, она рассыпается на крупные осколки.

– Черт! – раздраженно швырнув в чемодан белый свитер, опускаюсь на колени, собираю осколки. – Шшш… Ай… – жмурюсь от боли.

Из пореза между большим и указательным пальцем на левой руке начинает сочиться кровь. Она стекает прямо на мои белые брюки образуя уродливые алые пятна.

Бросив стекла выбегаю в ванную глядя лишь себе под ноги, чтобы еще и полы чужого дома не заляпать. Врезаюсь со всей дури в твердое препятствие. Вижу перед собой сначала дорогие белые кроссовки, на которые тут же капает моя кровь. Затем светло-голубые джинсы, светлую футболку и наконец упираюсь в зло суженные серые глаза.

– Это были мои любимые кроссовки, – скрипит зубами парень. – Теперь придется выбросить.

– Вымыть не пробовал? – раздражаюсь в ответ.

Мне больно, а он беспокоится об обуви, но тут же неожиданно и нелогично стаскивает с себя футболку и сам зажимает ей мою рану.

– Идем, – вздыхает, – пока ты все здесь своей кровью не залила.

Заводит меня в ванную, открывает воду. Грубо дергает руку под струю. Открывает шкафчик над раковиной, достает бинт, перекись.

– Как ты умудрилась? – не глядя на меня обрабатывает порез.

– А это не я, – поднимаю на него взгляд. – Это ты. Точнее твоя музыка. Она была настолько громкой, что со смежной стены упала стеклянная рамка. Ну и вот. Результат ты видишь. Так что в порче твоих кроссовок виновата не только я.

Усмехаясь, заматывает мне руку. Сам вытирает с раковины розовые капли.

– Боже! Что случилось? – раздается из коридора.

– Ба, мы тут. Все нормально, – кричит Артем из ванной.

– Мы? – она распахивает дверь и во все свои перепуганные глаза смотрит на нас: на меня с перебинтованной рукой, своего полуголого внука и его перепачканную в крови футболку, валяющуюся у нас под ногами. Бледнеет.

– Все хорошо, – парень подлетает к ней. – Просто порез. Рамка со стены упала. Ба, иди вниз. Я сам скажу, чтобы убрали в коридоре.

В этот момент Артем перестает казаться надменной безразличной сволочью. Только это ненадолго. Проводив бабушку, он возвращается к своему первоначальному образу. Довольно жестко говорит с домработницей и скрывается в своей спальне громко хлопнув дверью.

Артем

Бросаю кроссовки замачиваться. Натягиваю чистую футболку и нехотя иду на этот чертов обед.

Девчонка в нашем доме всего полчаса, а уже умудрилась меня выбесить. Ну вот какого черта она кинулась собирать осколки руками? Совсем без мозгов! Красивая только, зараза! Это тоже бесит. И кроссовки жалко. Может еще отстираются.

Спускаюсь на первый этаж. В столовой уже все в сборе. Моя новоиспечённая мачеха воркует с отцом. Как бы не проблеваться от этого зрелища.

Бабушка, недовольно поджав губы, смотрит на меня.

– Что не так?! Могу уйти, – психанув, уже собираюсь сделать именно так.

– Сядь за стол, Артем, – вздыхает она. – А что не так, ты и сам прекрасно знаешь. Для того чтобы оказать девушке первую помощь, необязательно снимать футболку.

– Ну сорри, – пожимаю плечами. – Под рукой была только она! А ещё штаны. В следующий раз сниму их.

– Прекрати паясничать! И сядь уже в конце концов, – отец отрывается от своей бабы и обращает внимание на меня. – Кому понадобилась первая помощь?

– Мне, – тихо отвечает Эля демонстрируя перебинтованную руку. – Порезалась.

– Нужен врач? – спрашивает у бабушки.

– Не думаю. Твой сын прекрасно справился сам, – с легким сарказмом.

Сажусь за стол. Нам подают обед. Во мне уже успел проснуться зверский аппетит после тренировки. С наслаждением разрезаю сочный стейк, закидываю в рот приличный кусок. Вкусно. Повар у нас шикарный.

Эля ковыряет вилкой салат. Отец разливает по бокалам вино для взрослых, а нам достается апельсиновый сок.

Поднимает свой бокал, говорит какие-то слова, я не слушаю и бокал вместе с ними не поднимаю.

– Тема, – зовет меня родитель.

– Я не пью. Я спортсмен, но ты, наверное, не помнишь, – смотрю ему в глаза. Раздражается, залпом выпивает свой алкоголь. Моя сволочная, эгоистичная натура ликует, когда отец так бесится.

– Этель… – родитель переключается на нее, чтобы не разжигать конфликт.