Он в сердцах сплюнул и уселся на другом торце стола. Я машинально ощупал бок. Объясняться с амбалами Льва Петровича второй раз совсем не хотелось. Не понравилось мне их объяснение. Хоть сейчас и расклад был немного другой. Остерегутся они вот так безнаказанно меня избивать. Не рискнут. Или рискнут? Я украдкой бросил взгляд на Славку. Тот сидел неподвижно и смотрел на пейджер. Взгляд мой он сразу уловил.

— Ты понимаешь, — спросил он безжизненным голосом, — что я должен им об этом сообщить?

Я ответил почти шепотом:

— Понимаю.

— Ты понимаешь, — Лис обхватил руками голову, поднял на меня глаза, — что я не смогу этого сделать?

Я кивнул. Я бы тоже не смог.

— Ты понимаешь, — он почти прокричал, — что будет со мной, если Лев об этом узнает?

Я судорожно сглотнул. Мысль об этом раньше не приходила в мою голову. Рука сама оттянула ворот футболки, спустилась к сердцу, да там и осталась.

— Сообщай. — Велел я. — Не надо молчать. Мне они ничего особо не станут делать, зато тебя не тронут.

— Дурак ты, — сказал он с тоской, — я же себя потом не прощу.

Черт! Я бы тоже себя не простил.

— Что делать будем?

— Не знаю, — Славка покачал головой, задумался, нахмурил брови, принял решение, — ничего. Вдруг, обойдется? Вдруг, на этот раз ты увидел туфту? А?

Нет, Слава, не обойдется. Это я знал наверняка. Александра Меня убьют. А убийцу его не найдут ни сейчас, ни потом, через тридцать лет. И я помочь в этом не смогу, потому как лица не видел. Мне стало немного обидно. Была бы хоть какая польза от этого моего прозрения. А так, сплошная головная боль. Да Лиса еще подставил.

— Что скажешь? — Славка все еще ждал ответа.

Я ответил честно:

— Не обойдется.

— Черт…

Он вскочил, отпихнул ногой стул, бросился в сени, выскочил из дома. Я уже ожидал услышать звук отъезжающей машины, но нет — Славка остался на крыльце, зажег сигарету. Вернулся минут через десять.

— Вот что, — голос его стал спокойным, решительным, — пока никому ничего не говорим. Вечером посмотрим новости, тогда и будем думать, что делать. А сейчас надо бы печку раскочегарить — в доме не Африка, а ночью вообще похолодание обещают, замерзнем.

На том и порешили.

* * *

День тянулся бесконечно долго, словно резиновый. К девяти часам и я, и Славка совсем издергались. Мы оба украдкой бросали взгляды на часы, словно пытались подтолкнуть время, заставить стрелки бежать быстрее.

Я все время ловил себя на мысли, что сил нет, как хочется послать все к чертям собачьим, убраться отсюда, уехать куда-нибудь в Сибирь, купить себе новые документы. Хотелось вычеркнуть эту страницу и своей жизни. Чтобы не зависеть ни от чего и ни от кого. Чтобы забыть чертова Льва Петровича с его исполнительными подручными.

Но хотеть не значит сделать. Не мог я предать Славку, не мог бросить Вику, Влада, Веру. Слишком сильно я умудрился обрасти привязанностями за эти недолгие три недели. Я прожил за это время целую жизнь. Новую, интересную, нужную. Мне было невмоготу это терять.

Без трех девять Славка подскочил, напрочь забыв о пульте, пальцем натыкал в нужные кнопки, включил телевизор, уставился в него, не проронив ни слова, замер. Я сделала тоже самое. Мне было страшно. Казалось, эти новости решат всю мою жизнь.

Мелькнула надежда — вдруг я действительно ошибся? Ведь, как ни крути, а точной даты смерти Меня я не помнил. Мелькнула и пропала. Как говорила Вика? Надежда — колыбель идиотов? Идиотом быть не хотелось. Я опустил глаза. Будь, что будет. Черт, как же я ненавидел эту неопределенность.

По убийство Александра Меня рассказали на первой минуте. Это была самая громкая новость дня. Лис с психу швырнул со стола в экран пустую чашку и промазал. С чувством выругался:

— Да мать вашу за ногу! Значит, правда?

Он все еще не верил в услышанное.

— Слав, — я осторожно тронул его за плечо, — иди, звони. Так лучше будет.

— Пошел ты…

Он подорвался убежал во двор, вернулся с охапкой дров, принялся остервенело скармливать их печи.

— Тогда я сам.

Я взял свитер, куртку, сгреб со стола Славкины ключи от машины. Спросил:

— Скажи телефон, куда звонить. И номер абонента.

Он обернулся ко мне, скрутил выразительную фигу, подсунул почти под нос. С чувством выдал: