Шрифт:
— Поздно, — согласился я.
Он вернулся к себе. Долго ворочался, скрепя раскладушкой. После затих. Я же никак не мог уснуть. Нежданное видение не давало покоя. Рождало тревогу на сердце. В конце концов, уснул и я.
* * *
В эту ночь мне не снилось ничего. Вика не плакала. Или я этого просто не слышал. Не знаю. Утром проснулся разбитый. Болело все тело. Ломило кости, как у старика.
Вика опять сварила мне отвар. Стало чуть легче. Потом был завтрак. После пришлось облачаться в дурацкий наряд, лепить заколки, надевать парик.
Потом приехал Лис, привез упаковку яиц, протянул Вике. Сказал нарочито громко, чтобы я обязательно расслышал:
— Возьми, пригодится. А то этот шут тебе скоро все продукты перепортит.
Вика прижала к себе яйца, принялась заступаться:
— Он не шут!
Лис, уставился на меня, усмехнулся.
— Не шут, как же. Видел я тут вчера один спектакль.
— Это не спектакль, — попробовала убедить она, — он правда что-то видел! Я ему верю!
Лис скривил губы.
— Вик, — он посмотрел на нее с сожалением, — ну что ты, как маленькая. Так не бывает! Только в сказках бывают пророки, ну, — он запнулся, выдал неожиданное, — и в библии еще. Но мы же не в сказке! Принял какой-то дряни и словил глюки.
Влад победно глянул на меня. Что ж, значит не только он пришел к такому выводу. Я сжал губы и в спор лезть не стал. Мне совершенно не хотелось убеждать Лиса в обратном.
— А миска? — Не сдавалась девчонка. — Ты же сам видел!
Слава не сдержался:
— Это просто совпадение! Ну, или он сам специально это сделал, чтобы нас запутать. Не верю я в пророчества! Понимаешь, не верю!
Последние слова он произнес практически по слогам.
— Понимаю, — пробормотала Вика и добавила упрямо, — а я верю.
— Ну и ду…
Лис осекся и не договорил, поспешно выпалил:
— Прости!
— И я верю. — Сказал вдруг Влад.
Лис недоверчиво оглядел всю нашу компанию, сдался, махнул рукой и завершил спор извечным:
— Ну и хрен с вами! Верьте во что хотите.
На этом диспут сошел на нет.
* * *
Время тянулось медленно. Мы уже успели попить чаю. Еще раз разругаться вдрызг. Конечно, успели и помириться, чтобы не расстраивать Вику. Я сидел за столом, пялился в пустое окно. Не знал, чем себя занять. На душе было гадостно, и я сам себе не мог объяснить почему. Тревожно было, неспокойно.
Под париком нещадно зудила кожа. Скорее от невозможности ее почесать, чем по какой-то иной причине. Костюм индейца бесил. Я сидел и думал: «Зачем только облачался с утра? Мог бы особо и не стараться. Посетителей все-равно нет!»
То ли реклама не сработала, то ли вчерашняя баба разнесла слухи. Угадывать, что из этого истина, не хотелось. Хотелось прилечь, хотелось скинуть кроссовки, хотелось стянуть парик, запустить в волосы обе пятерни и…
Вика поставила передо мной новую чашку с отваром, отвлекла от размышлений, велела:
— Пей, станет легче. Я знаю…
Сказано это было так уверенно, что я тут же взял чашку и отхлебнул добрую половину. Действительно полегчало. Вика заметила это, довольно кивнула, ушла, бросив по пути:
— Скоро обедать позову.
Мысли мои переключились на еду. От обеда я бы не отказался. Не срослось…
Чуть за полдень пришла клиентка — совсем молоденькая девчонка, ровесница нашей Вики. Глаза у девчонки были грустные, припухшие от слез. Мне она показалась растерянной, испуганной.
Клиентку в комнату проводил Влад. Вика едва глянула на нее, как скрылась на кухне, а вскоре вернулась со знакомым уже подносом. На нем стояли 2 чашки с отваром и мисочка с печеньем.
— Пей, — моя помощница протянула девчонке чашку, — тебе надо успокоиться.
Та послушно обхватила ладонями горячие керамические бока, сделала глоток, сказала:
— Спасибо, вкусно.
— Здесь мята, душица, ромашка, боярышник, шишки хмеля и мед, — пояснила Вика, — пей, это полезно.
После строго глянула на меня. Я схватил свою чашку, заверил:
— Я пью, пью.
— То-то же, — сказала она ворчливо и отобрала старую мою чашку.
Клиентка прыснула, спрятала улыбку в керамическом нутре бокала, потянула в себя аромат. Лицо ее разгладилось. Вид стал довольный.
— Замечательный запах, — сказала она.
Я кивнул. Мне не хотелось ее спугнуть.
— А помощница у вас строгая, — заметила девчонка. — Но добрая. Вон как заботится.
С этим я тоже согласился, подвинул к ней ближе печенье, спросил:
— Как тебя зовут?