Она никогда не звонила мне так поздно.

— Вера? Ты чего так поздно?

— Кира! Солнышко.

Дрожащим голосом прошептала Синицина.

— Не томи, очкастая. Говори как есть.

А чего тут скажешь? Она уже итак все поняла, просто ей хотелось подтвердить свою догадку.

— Кир. Егор погиб. Его машина взорвалась три часа назад.

— Нет!

Не узнала собственный голос. Он звучал словно в вакууме, такой тихий, но наполненный самой чистой яростью.

— Кира!

— Он жив! Поняла?

Вера уже рыдает в трубку, а Соколовскую трясет.

Я не верю, нет. Быть этого не может.

В памяти всплыл разговор отца.

Машину в щепки разнесло.

У него не было шансов.

— А-а-а!

Она уже не помнила, как попрощалась с Верой. Она видела лишь цель и готова была убить собственного отца голыми руками.

— Ты, тварь.

По пути от двери к столу, за которым восседал отец, она переворачивала и крушила все что попадалось под руку.

— Ты что дрянь творишь?

Вскакивая с места прорычал отец.

— За что ты убил Егора? За что? Скажи мне!

Трудно дышать, воздуха не хватает. Господи, он убил Егора! Уби-и-л! Кричал ее разум

— Замолчала!

Они сцепились как дикие звери, готовые перегрызть друг другу глотки.

Девушка схватила со стола статуэтку и ударила, куда рука дотянулась. Это еще больше разозлило отца.

За эту выходку ей досталась пощечина наотмашь.

От падения ее спас отец, схватил за плечи и встяхнул.

— Его отец отнял у меня сына, я забрал его сына! Все честно. — И уже чуть тише добавил — Если бы я только знал, что этот выродок жил с тобой по соседству, я бы никогда тебя туда не отправил.

— Какого нахрен сына! Что ты несешь?

— Сядь!

От услышанного девушка впала в настоящий шок и все таки села в кресло напротив.

Отец спокойно достал из ящика стола платок и приложил к рассеченной брови.

— У тебя был брат близнец. Вам тогда было по два месяца. Ваша мать возвращалась из приема в больницу. Ее подрезали люди Сергея Киреева, удар пришелся в правую сторону, водительскую. На правой стороне была переноска с Юрой. Оба насмерть. А ты отделалась лишь ссадинами.

— Юра. Так это что получается, мама…

Он не дал договооить, перебил.

— А знаешь Кира, что самое обидное? До того дня, правая сторона всегда была твоей. Мать ваша разлила бутылочку с молоком в салоне, пришлось гнать машину на химчистку, там кресла поменяли местами. Идиоты.

— А я то думаю, почему ты так печалился, что вместо сына у тебя дочь. Знаешь, теперь у тебя и дочери нет! Ты умер для меня.

— Умру. Но не сейчас дочка, не сейчас. Вот выдам тебя замуж, потом помру.

— Ты так не поступишь!

— Уже поступил.

Он кивнул кому то за спиной Киры, не успела опомниться, как ее скрутил один из охранников семьи, если ее теперь можно так назвать.

— Ненавижу, ненавижу тебя! Слышишь? Всю жизнь тебя проклинать буду!

Еще несколько часов кричала девушка проклятья, срывая голос.

Соколовскую заперли в своей комнате, отобрали средства связи и приставили к двери охрану.

— Убил! Он его убил.

Я ненавижу их.

Отца, псевдо мать, горничную.

Всех ненавижу.

Как он мог столько лет молчать?

Как?

Неужели тяжело было раньше рассказать, что моя настоящая мама погибла!

Что у меня был брат.

Если бы я только знала, я бы не ждала их любви.

Я была бы другой.

Причем здесь вообще Егор?

В чем он то виноват?

Никогда не верила в поговорку, что дети отвечают за грехи родителей.

Даже сейчас, находясь по уши в дерьме, она не позволяла себе плакать.

Или попросту не могла!

Наверное, эта влага, вышла из меня еще в детстве, когда я плакала от обиды на родителей.

Взаперти она провела три дня, отец ни разу не пришел.

Да и зачем я ему нужна теперь. Я же не пошла по его стопам. Выдаст за муж и забудет, лучше бы ребенком детский дом отдал.

Утром четвертого дня, в ее комнату вошел незнакомый здоровяк.

— Кира Альбертовна, я за вами.

— Куда и зачем?

Недоверчиво покосившись на амбала, спросила девушка.