Шрифт:
Как и вчера, перед домиком оркестра было много слушателей.
И Егоров подумал о том, как нужна музыка здесь, как её ждут, как к ней тянутся! А ведь у всех красноармейцев день загружен до предела. А вот идут и слушают, да и не музыку ещё, а пока что подобие музыки.
А уже поздно вечером, в доме, Добровин передал Егорову письмо из Т**. Писала жена. Из письма было видно, что жена встревожена, так как, кажется, ей придётся эвакуироваться, ибо по направлению Т** идут немецкие войска. Письмо было взволнованным и тревожным, хотя в конце она и писала, чтобы он, Егоров, не волновался и не беспокоился. Но что мог Егоров отсюда посоветовать жене? Тут же он написал ей письмо, где выразил уверенность в том, что она поступит так, как ей подскажет её всегдашнее, не обманывающее её чутьё, и что прежде всего, во всех случаях, она будет думать о дочке и стремиться к ней.
Глава 9
Музыканты были старательны и исполнительны. Партии свои они выучили наизусть, уже несколько раз проигрывали весь репертуар, необходимый для присяги, стоя, и теперь осталось провести несколько занятий строем, в оркестровом расчёте, с игрой в движении.
Время было выделено, но Егоров не рисковал проводить это занятие сам. Он великолепно понимал свою строевую никчёмность, отсутствие строевого командного языка и своё личное неумение держаться в строю. В беседе с начальником штаба капитаном Безродным он намекнул на то, что, дескать, нужно провести такие-то занятия, а сам он пока что неопытен, так не помог бы ему чем-нибудь лично капитан Безродный, тем более что оркестр, так сказать, находится именно в его подчинении и начальник штаба части должен-де считать делом своей гордости, чтобы подчинённый ему оркестр отлично бы держался в строю и не менее отлично бы ходил в строю же.
Капитан Безродный внимательно выслушал эту длинную, путаную речь и всё-таки обещал прийти и провести занятия с оркестром, но, как это часто бывает, не пришёл! Да Егоров его и не обвинял. Он видел, как занят начальник штаба, и понимал, что выкроить время ему очень трудно, почти невозможно! Но занятия-то провести всё-таки было необходимо. И в этом случае на помощь пришёл всё тот же Добровин! Этот, такой замкнутый на вид, человек оказался действительно другом. В беде он был первым протягивающим руку помощи.
– Когда у тебя, Егоров, строевые занятия с оркестром? Когда будешь с ними топать? – спросил Добровин.
– Назначены-то они вот тогда, да как же я их буду проводить? Мне бы хоть разочек посмотреть откуда-нибудь, а там-то я запомню всё!
– Зачем же откуда-нибудь? Только сначала давай-ка возьмём «Строевой устав» да вместе со мной проштудируем его всерьёз, как там и что. А занятия с утренних часов перенеси на после обеда, тогда я приду и помогу. Если хочешь и если твоё начальство не будет против!
Они довольно долго сидели над уставом. Добровин особенно налегал на уставные требования при поворотах строя, при команде «Кругом марш». При этих командах надо точно знать, под какую ногу дать команду, да ещё точно разграничить голосом команду предварительную и исполнительную.
Добровин, увидев, что Егоров уже с трудом усваивает его слова, закрыл книгу и сказал:
– Всё! Ложись спать! Утро вечера мудренее! А вообще-то, дорогой мой, – здесь он встал в позу и продекламировал:
О воин, славою живущий,
Читай устав на сон грядущий!
И утром, ото сна восстав,
Читай немедленно устав!
– Только с толком читай. Вникай и разумей!
Добровин не обманул Егорова. Пришёл даже раньше назначенного им времени и попросил, если это можно, в порядке «гонорара» проиграть ему всё то, что оркестр приготовил к присяге.
Прослушав всё, он отошёл в сторонку, попросил Егорова подойти к нему и предупредил, что он-де не специалист и ему неудобно говорить об этом человеку, всю жизнь жившему в музыке, чьё имя печаталось аршинными буквами на афишах, но ему кажется, что «встречный марш, по-моему, надо играть чуть быстрее и ноты брать короче, ну, знаете, не тянуть их, а так вот, этак, тра-та-та-та-та-та-та-та! И в маршах тоже, покороче!»
Егоров поблагодарил его и попробовал сделать по его совету. Действительно, марши стали звучать более остро.
«Век живи – век учись! Вот и физрук дал мне урок музыки», – подумал про себя Егоров.
Для строевых занятий выбрали удалённую от центра лагеря аллею, в том месте, где, вероятно, ещё этим летом стояла какая-то воинская часть. Но, несмотря на это, звуки музыки привлекли и сюда слушателей, которые скромно стояли в стороне по обочинам аллеи и, разумеется, никаких замечаний не делали.
К удивлению Добровина – оркестр ходил хорошо! И даже поворот «кругом» с инструментами в руках сделал совершенно безукоризненно! Добровин умилился и шепнул Егорову:
– Золотой мужик твой Сибиряков! Это же, конечно, его работа! – Но всё же посоветовал в оставшиеся дни хоть по полчасика, но походить с игрой.
С этого момента Егоров был уверен в том, что его дебют в роли военного капельмейстера пройдёт удачно.
На свои собственные, весьма не солидные, средства Егоров купил в магазинчике Военторга целлулоидовые подворотнички для всех своих музыкантов, пять баночек пасты для чистки пуговиц и медных частей снаряжения, несколько банок сапожного крема и передал всё это Сибирякову с тем, чтобы все ко дню присяги пришили подворотнички, начистились бы до блеска и обязательно побрились бы. Сибиряков долго не хотел брать все эти «нехитрые сувениры», но в конце концов под нажимом Егорова взял и сказал: