Спустя сорок восемь часов в отдельном кабинете ресторана «Англия», что на Офицерской, 17, собрались три статских советника. Компанию Филиппову составили делопроизводитель Восьмого делопроизводства Департамента полиции Лебедев и чиновник особых поручений того же ведомства Лыков. Эти трое являлись лучшими сыщиками столицы. С недавних пор они установили обычай: раз в месяц встречаться и обсуждать накопившиеся вопросы. Сегодня начальник ПСП собрал коллег вне очереди – уж очень срочное было дело.

Выпив по первой рюмке и закусив, их высокородия переглянулись. Алексей Николаевич кивнул Владимиру Гавриловичу:

– Начинай. Ты насчет Изралова?

– Да.

– Так и не нашли?

– Боюсь, и не найдем.

У Лыкова на лбу появилась невеселая складка.

– Это он весной помогал взять Жоржика Могучего на том же Обводном? [7]

– Он.

– Расторопный был…

Филиппов вздохнул, поправил на коленях салфетку и начал рассказывать:

– Имя Матвей на закладке и страница в словаре, на которой рассказывается про графа Платова, дают нам отчетливый след. Видимо, мой надзиратель обнаружил, что к убийству прасолов приложил руку некто Шелашников, бывший горнорабочий поселка Шайтанка Екатеринбургского уезда Пермской губернии. Вы должны его знать – он уже пять лет как в циркулярном розыске.

Департаментские кивнули, но Лыков добавил:

– Уточни детали, а то мерзавцев всяких пруд пруди, всех не упомнишь.

– Этот особенный, – вздохнул главный столичный сыщик. – Зовут Матвей Досифеевич, лет от роду сорок пять, а кличка в уголовной среде – Граф Платов.

– Отчего так? – заинтересовался Лебедев.

– История длинная…

– Тогда махнем еще по рюмке, и продолжишь.

Они выпили, и Владимир Гаврилович задал неожиданный вопрос:

– Знаете, кто такие платирины?

Лыков пожал плечами. Но Лебедев, который много занимался классификацией примет, ответил:

– Это что-то связанное с носом. У платиринов он широкий.

– Верно, Василий Иванович. Платиринами называют представителей тех рас, у которых широкие носы. Это негры, негритосы и австралийцы. У них ширина носа в полтора раза больше, чем длина. А у европейцев, например, вдвое меньше. У иранцев или кавказцев соотношение еще меньше. Так вот. Наш герой имеет особую примету – именно такую картошку на лице вместо носа. Когда он в первый раз угодил в тюрьму, смотритель попался шутник и антрополог-самоучка. Он дал Шелашникову прозвище Платирин и даже записал его в статейные списки. Окружающие уголовники такого слова запомнить не могли и переиначили парня в Платова. Точнее, Графа Платова. Опять же, оба крещены Матвеями.

Алексей Николаевич почувствовал недосказанность и уточнил:

– У парня задатки вождя? Казачьего графа в народе уважают, просто так его именем не назовут.

– Да, наш горнорабочий недолго мыл золото. Вообще, с этим презренным металлом смолоду связана его жизнь. На Урале много золота, им занимаются все кому не лень. А где оно, там воровство, хищническая намывка, незаконная торговля. И кровь. Еще будучи шестнадцати лет, Шелашников убил у себя в Шайтанке десятского. Он нашел самородок в полфунта весом и решил спрятать. Начальник увидел и отобрал. Так Матвейка зарядил ружье мелкими обойными гвоздями, пришел в контору и пустил гвозди обидчику в живот! Поскольку он был еще несовершеннолетний, попал в колонию, из которой вышел уже закоренелым преступником. Второй раз Шелашников зарезал скупщика ворованного с приисков золота, в той же Шайтанской даче [8] . Вскоре попался, получил в подследственной тюрьме свою знаменитую кличку, а затем восемь с половиной лет каторги. Откуда и сбежал меньше чем через год. Это было в девятьсот третьем. С тех пор Графа Платова поймать не могут, а убийств на нем уже около десятка. С двумя прасолами, считайте, дюжина. И он приехал разбойничать в Петербург, сволочь.

– Где их сиятельство промышлял все эти годы? – спросил Василий Иванович.

– Главным образом на Среднем Урале, в родной Пермской губернии. В лихолетье примыкал к банде знаменитого Лбова. Командовал своей шайкой, но с мотовилихинским Робин Гудом тесно сотрудничал.

– Лбова давно повесили, – напомнил Алексей Николаевич.

– Да, пять лет назад. Но его многочисленных сообщников, а им счет шел на сотни, ловят по сию пору. Многие так и не получили наказания за свои изуверские подвиги.

Сыщики заторопились налить себе коньяку. Говорить о лихолетье им без крепких напитков не хотелось…

– Да уж, время было – не приведи Господь повторится… – буркнул Филиппов.

Лыков потер шею – вдруг заболело в том месте, куда угодила пуля, выпущенная негодяем Варешкиным [9] . Действительно, времечко было трудное, многие полицейские не сумели его пережить…

– Что дали поиски? – вернул всех в настоящее Лебедев. – Вы ищете третий день, каков результат?

– Результат ноль, – кисло ответил Филиппов. – След, который взял мой надзиратель, мы изучили. И ничего нам это не дало. На закладке была фамилия Сусальников. Так звали владельца тряпичного склада на Обводном канале, угол с Везенбергской улицей. Весь тот конец воровской, а тряпичники – жулики все без исключений!

В самом деле, промысел по сбору тряпья и других отходов оставался головной болью полиции. Владельцы складов, хозяева артелей являлись важными людьми в преступной иерархии столицы. Именно они укрывали похищенное, переделывали слам [10] , содержали воровские шайки и служили при них наводчиками. Особенно дурной славой пользовались Тосина и Боровая улицы, там честному промышленнику вообще жить не пристало. Но и другие закоулки вокруг Обводного канала были не лучше. Опасное место!