Дай бог терпения. А, дай Джим на счастье лапу мне … Если бы не подбежавший Абрек, Брехт, не сдержавшись, тут же выпорол бы сволочь эту. Это прямой путь к холере. Что, нельзя принести чистой воды, нельзя принести плошку с золой? Как сейчас Пётр Христианович Чацкого понимал. Уехать нужно срочно. Где там этот Саратов? По дороге? Уехать, либо пока он кого не зашиб, либо пока его кондрашка не хватила.

— Матрёна! — заорал граф на всё село, — Василиса!

Нет. Никто не откликнулся.

— Знахарка где? — повернулся граф к Серёгиной. Как там звали её? Да пофиг!

— В лесу. Травки собирают. — И продолжила ополаскивать в грязи чашки.

— Воду поменяй. Чашки перемыть, чтобы блестели, принеси золы и сена. Если узнаю, что ещё раз так вымыла посуду, выгоню из деревни. Ясно? — На людей нельзя орать. Такие угрозы надо произносить тихо, медленно, с полуулыбкой на безмятежном лице.

Не проняло в первую секунду, ну делом же занята женщина, а тут чего-то лопочет немчик. Но потихоньку слова, на нормальном русском языке сказанные, стали до бабы доходить. Она перекрестилась. Взвизгнула и убежала. Теперь проняло.

Пётр Христианович, продолжая играть с огромным Абреком, медленно успокаивался. Нет. Наездами коммунизм в отдельно взятой деревне не построишь. Нужно вырастить новое поколение самому. Ну, да, там Наполеон, а тут Студенцы с сотней жителей. Что перевесит? Первый раз ничего изменить при попаданстве не удалось и опять ничего не получается.

Почему? Ну, Ленин точно ответил. Учёт и контроль. Нельзя иначе. Но ведь контролировать должен тот, кто знает, что контролировать. Памятку Бауэру написать. На каждый чих не наздравствуешься. Правильно армия будет уставами замотивирована. Только чтобы уставы написать нужно время и даже если он сейчас вспомнит все уставы и напишет, пользы это не принесёт. Уставы должны быть написаны кровью, иначе не будут работать.

Событие сорок третье

Существует только один вид дисциплины — абсолютная дисциплина.

Джордж Паттон

Больше всего времени граф Витгенштейн потерял в Москве, нет, не Валериану советы по приведению дорог в надлежащий вид, давая, тут всё просто вышло. Рядом был Константин. Послушал графа, хлопнул того по плечу и поскакал к Салтыкову команды раздавать. Молодец. Проблема организовалась там, где Брехт и не ждал. Не те реалии. Думал, приедет, спросит желающих ехать к чёрту ну кулички. Выбежит две трети полка, а он отберёт тех, кто ростом повыше и у кого кони получше. Встречают всегда по одёжке. Когда к тебе подходят бравые голубые гусары, ростом под сто восемьдесят и за ними на уздечке золочёной красавец конь, то предложение — послужить царю батюшке за приличные деньги, воспринимается гораздо лучше, чем, если с тем же предложением к тебе подойдёт замухрышка в линялом ментике, штопаном доломане и дырявых сапогах, а на старой перетёртой и связанной узлом уздечке за ним древняя кляча плетётся, рысью как-нибудь.

Полковник Мещереков Григорий Иванович нового — старого шефа полка встретил насторожённо. Пётр Христианович попросил Аракчеева отправить в Москву фельдъегеря перед собой, чтобы тот предупредил командира полка, и полковник тот полуэскадрон подготовил к дальнему — дальнему походу за зипунами. Выходит, оповестили, но радости это известие командиру не доставило.

— Тут такое дело, Ваше Превосходительство, 9 мая, в день перенесения мощей святого Николая Чудотворца у нас полковой праздник. Вы же знаете?! Офицеры деньги собрали и Петровский дворец сняли для бала. Лучшие люди города приглашены. Дамы будут. Даже цесаревич Константин Павлович обещал быть. Нельзя ли на одиннадцатое число сей марш перенести.

Брехт глаза прикрыл. Покопался в голове, разрозненные воспоминания Витгенштейна выуживая. И пытаясь понять, что же делать. Сегодня пятое мая. Неделя. Неделя это если поспешать, то вёрст четыреста можно преодолеть. А всего предстоит марш на две с половиной тысячи километров. Месяц в пути. Есть цель. Нужно к коронации, к пятнадцатому сентября, привести горцев в Москву. Чеченцев, кабардинцев, осетин, ингушей или черкесов с дагестанцами — не важно. Хотя план был именно на чеченцев. Дело не в нации. Дело в нефти. В горах есть близко залегающая нефть. А это керосин и керосиновые лампы. А ещё нужно обязательно побывать Брехту в Дербенте. Нет, не на месте былых боёв по павшим товарищам слезу скупую мужскую пустить, Пётр Христианович хотел пригласить в Петербург на свой строящейся часовой завод мастеров из Кубачей. Там оружейники и чеканщики. При часовом заводе создать отдельный цех по производству украшений из серебра и часть умений кубачинских мастеров перенести на производство часов. Красивый корпус не менее важен, чем точный механизм.

Что получается? Пусть туда и обратно пять тысяч километров. По семьдесят вёрст в день, если одвуконь выйти, то нужно семьдесят дней на дорогу. Ну, с запасом — восемьдесят. И там хотя бы десять дней в Чечне и десять в Дагестане. Всё впритык, ни одного дня в запасе. А тут целая неделя. Твою же мать. Рыкнуть можно. Никуда не денутся, поедут. Дисциплина, какая никакая, должна быть в полку, но провести с лучшими офицерами полками почти четыре месяца в дороге, если они настроены к нему враждебно, плохой ход.

Ну, как завещал Ильич, мы пойдём другим путём.

— Господин полковник, на бал ведь унтерофицеров, сержантов и прочих каптенармусов, не являющихся дворянами не пригласят?

— Пётр Христианович, да побойтесь бога …

Витгенштейн, поигрывая этишкетом на кивере (кисточка такая) рассказал свою математику, естественно не упоминая про нефть и Кубачи.

— Что теперь скажете, Григорий Иванович? — закончил он, вынимая из кармана новые часы фирмы Мозер и демонстративно крышку с мелодией простенькой открывая.