— Спасибо, меня это очень радует. — Ресторанчик, к которому мы подъехали действительно по виду не был чем-то роскошным или недосягаемым. Выглядел весьма уютно, но по рангу явно был выше, чем какое-нибудь обычное кафе.

Мы сели в глубине зала, хоть я и хотела сначала у окна, но Охотников так на меня посмотрел, что я решила отказаться от этой идеи. Действительно, не нужно, чтобы мы с улицы просматривались.

— Так по каким делам ты ездил? — спросила, параллельно изучая меню, — легальным или не очень?

— Есть нечто забавное в том, что ты теперь знаешь, чем я занимаюсь, — усмехнулся Охотников, — зато между нами меньше недопониманий.

— А просто так ты бы рассказал?

— Вряд ли. Это все очень опасно.

— Зачем тогда ты во все это ввязался?

Он не ответил и перевел тему на выбор блюд. Ясно, у нас тут запретная тема. Впрочем, не мое дело. Главное, чтобы Дима поскорее понял, кто ему и мне заодно угрожает, и все решил.

— А может, это те, кто преследовал машину тогда вечером? — предположила я, — возможно, ты не до конца разобрался с ними?

— У меня была такая мысль, — согласился Охотников, — но я все проверил, там все зачищено. Еще один вариант тоже проработал — вряд ли оттуда бы сунулись, слишком глупо. Спасибо.

Он прервал предложение, когда к нам подошел официант с заказанной бутылкой красного вина. Я тоже примолкла, решив, что не нужно больше такие вещи обсуждать в общественных местах.

— Знаешь, — мужчина откинулся на спинку диванчика, покачивая в ладони бокал вина. Я, наоборот, наклонилась ближе к столу, чтобы слышать его. В зале играла тихая ненавязчивая музыка, но не хотелось, чтобы он говорил громко, — я хочу попросить у тебя прощения. Искренне.

— За что?

— За то что не защитил тебя тогда. И поверил всему, что мне рассказали. Надо было точно удостовериться в том, что это правда. Но мне было так больно, что не нашлось сил. Да и все было сфабриковано так профессионально, что я и подумать не мог, что все это фальшивка. Сейчас я бы сразу разобрался, что к чему.

— С чего вдруг такие проникновенные речи? — я нервно отпила из бокала, — мне показалось, ты не понимаешь, с какого перепугу должен просить прощения.

— Просто я столько лет жил с той картиной, которую мне когда-то преподнесли, что она как будто отпечаталсь у меня где-то на подкорке. Когда я все узнал, то мне стало так стыдно, я хотел просить прощения у тебя каждую минуту, что вижу, но не мог. Мне казалось, это разозлит тебя еще больше. Пропасть на семь лет, а потом внезапно появиться и начать извиняться? Ты ведь бесишься от одного моего присутствия.

— Есть такое, — не стала отрицать. То есть он все эти годы постоянно думал о произошедшем? Или, наоборот, пытался выбросить из головы воспоминания? Но мне определенно нравилось то, что он говорил сейчас. Речь мужчины, а не играющего в него подростка.

— Поэтому я не знаю, могут ли как-то изменить твое мнение обо мне эти извинения, но знай, я правда сожалею о том, что произошло. И не поддержал, хотя должен был.

Я пожала плечами, не зная, что ответить. Да, когда мы ссорились в незнакомой квартире, я говорила ему об извинениях. Хоть каких-то, но ведь действительно, смогут ли они что-то поменять? Я же знаю, Охотников — не мой человек.

— Ты не хочешь рассказать свою версию событий? — спросил он вдруг, — я хочу знать, что произошло на самом деле, не собирая это по кусочкам.

— Серьезно? Ты в курсе, что это не слишком радостные воспоминания? — я сделала еще один глоток. Когда там уже принесут ужин?

— В ответ расскажу свой вариант, — предложил Дима.

Он сказал, что ему было очень больно, да?

— Хорошо, договорились. Одна и та же история с разных сторон. Посоревнуемся, кому было неприятней.

/Семь лет назад/

Я скривилась, читая очередное письмо с угрозами, пришедшее на электронную почту. Ну можно уже как-то успокоиться, а? Последние полторы недели мне постоянно приходили тексты, странного содержания, в которых мне обещали много чего хорошего, если я не отстану от Охотникова.

И мне было прекрасно известно, кто эти замечательные опусы сочинял. Совсем девочка с ума сошла.

— Юля, может, прекратишь? — я подловила сокурсницу в туалете. Она о чем-то щебетала с подружками, но как только я к ней подошла, тут же напустила на себя вид надеменной королевы, и свиту свою движением руки отослала куда подальше.

— Не понимаю, о чем ты, Скворцова, — скривила она ярко-красные губы. По мне, так ярко красится в универ несколько перебор. Впрочем, это ее дело. А вот не ее — с кем я встречаюсь.

— Я о твоих страшных посланиях, — открыла на телефоне последнее письмо и показала девушке, — тебе не кажется, что это уже глупо как-то, а?

— Хм, — Юля пробежалась глазами по строчкам, — не знаю, кому ты там насолила, но я бы на твоем месте насторожилась.

Я закатила глаза. Ясно, я от нее ничего не добьюсь, будет стоять на своем до последнего.