Шрифт:
Значит, нужно было что-то продать. Но чтобы что-то продать, нужно сначала что-то иметь. Так, благодаря материальной необходимости, его постоянные мысли о сексе получили правильное направление, и очень скоро был создан первый препарат, запущенный в производство и продажу. Нелегальную, но деньги были настоящими. Еще через полгода Павел защитил докторскую диссертацию.
Постоянные мысли о сексе объяснялись очень просто – чем меньше мужчина имеет секса, тем больше он о нем думает. А секса у Павла не было, то есть совсем.
Москва – город отнюдь не асексуальный, не средневековый, не тупой и не отсталый. И все же это город сексуально неудовлетворенных женщин и сексуально неудовлетворенных мужчин. В чем же дело?– спросите вы.
А все дело, как это водится в Москве, в жилищной проблеме. Заниматься сексом попросту негде.
Население Москвы на середину 2000-х годов, или как их называли, «нулевых», составляло около двадцати миллионов человек, а жилья было не больше чем на семь – восемь миллионов, конечно, если не жить друг у друга на головах.
Но именно так в Москве и живут.
Молодые люди, жаждущие секса, просто не могут привести женщину к себе домой, потому что делят малометражную комнату в общежитии с несколькими соседями или снимают квартиру на несколько человек.
То же и с иногородними девушками. Юноши и девушки, которых угораздило родиться в Москве, обычно живут с родителями, ревностно следящими за их интимной жизнью, не потому что заботятся о репутации, а потому что не хотят прописывать в своей квартире нежеланного жильца или жиличку, отстаивая в беспощадной борьбе не честь своих дочерей (или нравственность сыновей), а свою жилищную собственность.
Женщины в возрасте, как правило, живут в одной квартире с детьми от недели до двадцати одного, двадцати трех, двадцати пяти и так далее лет от роду и не могут приводить к себе мужчин.
Мужчины в возрасте либо женаты, либо снимают комнаты с такими соседями, что в эту квартиру впору приводить не женщин, а представителей санэпидемнадзора в сопровождении автоматчиков.
Снимающие квартиры одинокие мужчины, как впрочем, и женщины единичны, и это объясняется просто. Съем самой захудалой однокомнатной квартиры в Москве обходится в тысячу долларов в месяц. Столько же составляет средняя заработная плата. То есть, человек, получающий среднюю зарплату, должен всю ее без остатка отдавать за квартиру, а жить в ней ему уже не на что. Какой уж тут секс.
Или работать на двух работах, но тогда на секс не останется ни времени, ни сил.
Люди, живущие в собственной московской квартире – это либо мужчины, которые уже не мужчины, либо женщины в глубокой менопаузе, либо (чаще всего) семьи, нередко с детьми и домашними животными. Но убожество семейного секса – проблема всей западной цивилизации, а не одной только Москвы.
Либо это обеспеченные люди, но им, как правило, уже не до секса. Впрочем, о них и говорить неловко, поскольку обеспеченный человек в России – это что-то вроде туриста. Он как будто живет здесь, но на самом деле он здесь не живет, а находится на экскурсии.
Вот и получается, что жители Москвы и рады бы заниматься сексом, да негде!
И это притом, что в России климат, мягко говоря, холодный, так что даже в летние, так называемые «теплые» месяцы секс на природе означает серьезный риск воспалительных заболеваний органов малого таза и почек. О зимних, весенних и осенних месяцах, а это три четверти года, и говорить нечего.
Так что если Павел хотел иметь секс, ему, прежде всего, нужно было снять квартиру. А для того чтобы снимать квартиру, нужны были деньги, и постоянно. Для того чтобы купить – один раз, но много. Больших денег пока не было, и квартиру пришлось снимать. Снял ее Павел в Ясенево и таким образом оказался с братом на одной ветке метро, что давало возможность видеться с ним чаще и заметить, наконец, изменения, произошедшие в его жене.
Этот день можно назвать в точности – Павел пришел к брату отметить свой двадцать девятый день рождения. В качестве подарка был накрыт стол, заказанный в итальянском ресторане, правда, с французским вином. Они сидели втроем, играла музыка (Serge Ginsburg, Mylene Farmer, Dalida, Marc Almond) и одновременно без звука работал телевизор. За открытыми почти настежь окнами было еще светло, со двора доносился детский гвалт, а в догоравшем небе медленно остывал долгий, жаркий июльский вечер. На столе еще оставалась еда, но все были сыты и пребывали в расслабленном, умиротворенном состоянии, когда можно переходить к десертам, но можно и не торопиться.
Петр открыл бутылку «Шабли», прокомментировав:
– Обычно начинают с самых дорогих вин и постепенно переходят к более дешевым, ну, а мы поступим наоборот.
Они были с женой на диване с сиреневой гобеленовой обивкой, а Павел сидел в кресле из того же мебельного гарнитура. Комната, оклеенная розовыми обоями с золотистым рисунком, была подсвечена зеленоватым светом бра, несмотря на почти дневное освещение. Ему хотелось курить, но Петр и Мэйра не курили, и для этого надо было выйти на балкон или в подъезд. Он держал недопитый бокал и смотрел на открытую бутылку вина, и в этот миг в его голове что-то произошло, вспыхнуло, как если бы диск с двухчасовым фильмом прокрутили за две-три секунды, и не было даже мелькания кадров, но вдруг, со всей остротой и страхом, восторгом и щемящей тоской он почувствовал неизбежность того, что произойдет в будущем. Невозможно было ничего различить и понять при такой скорости, осталось только ощущение неотвратимости – этой бутылки вина, стеклянного бокала и, главное, этой женщины, которую он увидел как будто впервые в жизни.