— Ну-ну, Витек, — сказала Магдалена Садецкая и покачала головой, на которой за поразительно короткое время она соорудила из своих светлых волос вечернюю прическу. — Животные, подобно мужчинам, приручаются довольно быстро, но терпеть не могут чужаков. У нас, женщин, никогда не бывает такой обостренной неприязни к чужому.

— Разве что иногда... к другим женщинам... — тихо сказал Вечорек. — Но это нельзя признать общим правилом. Я ни в коем случае не хотел бы обидеть милую, нежную и слабую половину человечества.

— Это не правило, это закон! — рассмеялась Магдалена. — Но вы, поэты, научились любить людей и находить у женщин достоинства, которыми они не обладают. Мы вовсе не милые, не нежные и не слабые.

— И в итоге мы приходим кривыми путями к тому же, что ты говорила о мужчинах, — заключил Жентара. — Женщины такие же животные, как и мужчины, лишь с той разницей, что у них нет инстинктивной неприязни к чужим.

— Это точно, — буркнул Вильчкевич.

— Хорошо же вы описываете наш биологический вид, — произнес хранитель, открывая дверь. — Странно, что вы еще о детях не вспомнили.

— Дети! — пожал плечами Марчак. — У меня четверо. Двое мальчиков и две девочки. Это просто маленькие мужчины и маленькие женщины. Смотришь на них — и понимаешь, как они будут выглядеть и что будут говорить через сорок лет. Хотя я очень надеюсь не дожить до этого.

— Признайте по крайней мере, что работаем мы лучше, хладнокровнее и упорнее мужчин, — продолжала Магдалена.

— Боже! — вздохнул Жентара. — Неужто мы дали им равноправие для того, чтобы они оплевывали наш труд, даже в этом дивном заснеженном замке на краю света, где человека, казалось бы, не подстерегает никакое зло!

— Зло подстерегает человека везде, — заявил Марчак, и его слова повторило под темными сводами эхо. Воцарилось молчание. Художник подошел к двери, но остановился, пропуская женщин.

— Нужно всегда быть начеку, чтобы с нами не случилось что-нибудь скверное. А для этого стоит лишь соразмерять наши обязанности и наслаждения...

— Вот только нам отпущено слишком мало наслаждений и слишком много обязанностей, — сказала, улыбнувшись, Ванда. Говорила она негромко, глубоким, приятного тембра голосом.

Только сейчас Вечорек осознал, что за ужином она все время молчала. Капитан поднял голову и встретился взглядом с глазами Катажины, которая в дверях столовой обернулась. Он понял ее. Катажина тоже заметила, что Ванда как-то особенно выделила свою фразу, сильнее, чем это подразумевала столь непринужденная беседа. Она говорила для кого-то, кто должен был воспринять ее слова иначе, чем все остальные. Но кто это был? Может, хранитель? Ведь он — ее начальник. Вдруг она и впрямь работает больше, а отдыхает меньше, чем положено? Выходя из столовой и шагая вслед за остальными через небольшое темное помещение в холл, а оттуда по широкой мраморной лестнице в библиотеку, Вечорек все не мог отделаться от неясного ощущения, что слова Ванды имели какой-то скрытый смысл. Но потом он забыл о них. В конце концов, это была самая обыкновенная фраза, никак не связанная с заданием, которое привело его сюда, да еще он запросто мог ошибиться, оценивая тон человека, которого пока мало знал. Во всяком случае другие ничего не заметили.

Шествие замыкал Марчак. До Катажины, поднимавшейся наверх среди первых, явственно доносился стук его палки. На середине лестницы всех обогнал хранитель, первым вошел в библиотеку и включил свет, а когда общество полукругом расселось у камина, Жентара чиркнул спичкой и крайне прозаично зажег огонь, подложив под кучку смолистых щепок кусок газеты. Янас поднялся, щелкнул выключателем, и библиотека погрузилась в темноту. Некоторое время все сидели молча и наблюдали за игрой тянущихся ввысь язычков пламени.

Когда Стефан Вечорек впоследствии вспоминал об этой страшной ночи и обо всем том, что он называл про себя трагедией «Третьего короля», мысли его всегда возвращались вот к этим минутам, когда еще ничего не произошло и предстоящие события покуда были делом будущего, на которое — если бы знать! — можно было как-то повлиять... Позже он часто говорил себе, что все могло сложиться иначе, если бы...

Но будущее не дано было угадать никому. Клубок человеческих поступков так запутался, и истина казалась столь невероятной, что какое там предвидение — даже прояснение подробностей свершившегося, как и все расследование вплоть до полного разоблачения убийцы, поначалу выглядело немыслимым. И только позднее капитан осознал, что все было крайне просто. После этого каждое слово любого из действующих лиц ему уже представлялось ясным предзнаменованием грядущей трагедии. Да, позднее он находил, что все можно было предотвратить. Однако для этого требовалось правильно осмыслить то, что творилось тогда у камина в библиотеке замка в Борах, где вместе со всеми остальными сидели Вечорек и Катажина.

Но тогда преступник еще не мог предугадать, как повернутся события. И ничего не подозревающая жертва пребывала в превосходном настроении, как и еще одно лицо, чья смерть будет нужна убийце ничуть не меньше первой.

Разгорающийся огонь озарял лицо черного властителя, отбрасывая пляшущие отблески на завитки искусно изготовленной позолоченной рамы, а когда пламя меркло, вся стена вместе с картиной погружалась в темноту.

Вечорек, удобно устроившийся на мягкой банкетке, смотрел, полуприкрыв глаза, на лик «Третьего короля» и лениво гадал, оправдан ли вообще их приезд в Боры. Скорее всего, прикидывал он, не произойдет ничего.