– Да отстань же ты уже! – прорычала я, схватила платье и отшвырнула вешалку.

Руки тряслись от злости, но молнию сзади удалось застегнуть самой. Подсушив волосы, я закрепила их шпильками на затылке, немного подкрасила ресницы, надела туфли и вгляделась в отражение. Красивая, злая и глубоко несчастная. Глаза наполнились слезами от жалости к самой себе и усталости от борьбы с убивающей меня любовью.

Я села на кровать и достала из тумбочки белую резную шкатулку. Ее для меня сделал дедушка – на десятилетие. Внутри лежали украшения. Черный бархатный мешочек с серьгами мамы. Теперь и они напоминают о санклите, черт возьми! А вот набор – золотые бабочки с голубыми топазами, подарок Аскера на первую годовщину. Помню, как рычал Горан, узнав об этом, и не дал мне их надеть. Мы даже поссорились из-за этого. Но каким сладким было примирение!

Теперь никто не помешает их носить. И вновь чувствовать себя простой девушкой, а не Карой Господа наводящего на всех ужас Горана Драгана.

Пальцы, задрожав, коснулись черных жемчужин – тех самых, с Филиппин. Платиновые завитки бережно баюкали украденное у моря сокровище. То время, что мы тогда провели на острове, тоже было сокровищем – украденным у судьбы. А она жестоко карает воров.

Слезы капнули на акулий клык, который подарил Фил. Я потянула за черный шнурок и долго смотрела, как желтый зуб качается на нем перед глазами. От него словно шла какая-то сила – мощная, первобытная, завораживающая. Мне пришлось заставить себя отвести взгляд от клыка. Это было в прошлой жизни. Пусть там и остается.

Я вздрогнула от стука в дверь. В комнату вошел Данила в черном костюме.

– Какая ты! – прошептал он, с восхищением глядя на меня. – Саяна, изумительно выглядишь!

– Спасибо. Ты тоже ничего. – Я улыбнулась и открыла флакон в виде паруса с духами.

Последние капли легли на шею и запястья. Все, закончились. Символично. Помедлив, я отправила парус в мусорку у письменного стола.

– Придется купить новые. – Сказал Охотник.

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что они были заказаны заботливым братом для любимой сестры. – Глаза вновь наполнились слезами.

– Извини. Не хотел разбередить рану. – Руки Данилы легли на мои плечи. – Молния не до конца застегнута. – Пояснил он, потянув за железный язычок. – К такому платью должен прилагаться мужчина.

– Какой тонкий намек! – съехидничала я.

– Поедешь со мной? – Охотник качнул сережку-бабочку. – Юлия поведет сама, а стажеры набились в автобус и уже начали праздновать – из него пивом за версту несет.

– Я там лишняя. – Никогда не стану им своей. – Так что придется принять твое предложение.

Мы спустились и сели в джип. Мужчина резко сорвал машину с места, едва я успела щелкнуть ремнем безопасности. Из-под колес веером брызнул в стороны мелкий гравий с подъездной дорожки. Видимо, «шумахеры» – это мой крест.

– Сколько Юлии, кстати, исполнилось? – спросила я.

Не хочу ехать в молчании. Это так тяготит! Особенно, когда на душе и так моросит дождь.

– Пятьдесят. Только при ней не упоминай эту цифру. – Мужчина резко вошел в поворот.

– На вид не больше сорока!

– Во сколько же она меня, по-твоему, родила? – Данила усмехнулся. – В восемь лет, выходит?

Математика меня в тот момент занимала слабо. Хотелось просто доехать живой до особняка Эсмы Султан, где будем праздновать. Вернее, они – праздновать, а я – изо всех сил делать вид.

Место, кстати, выбрано удивительное. Двухэтажная прибрежная – с видом на Босфор, историческая достопримечательность, которая и складом успела побывать, и несколько раз умудрилась сгореть – да так, что остался лишь коричневый весьма обшарпанный на вид кирпичный остов с окнами без стекол, который креативные турецкие дизайнеры оставили нетронутым, но внутри бывший дворец укрепили за счет встроенной конструкции из стекла и стали.

Сегодня в нем проходят разнообразные встречи и конференции, концерты, праздники, а также Стамбульский джазовый фестиваль. Арендовать его для юбилея нашей директрисы удалось лишь благодаря связям Охотников – он забронирован практически на год вперед.

А вот уже и этот особняк виднеется. Осталось свернуть с моста. С виду здание напоминало обычную «заброшку», внутри которой зажжен яркий свет. Но едва мы вышли из машины на подъездную дорожку, все изменилось.

Буквально в паре шагов искрился огнями мост над Босфором, заигрывая с сияющей водной гладью. Из окон немного готического на вид – из-за подсветки, кирпичного остова лилась классическая музыка. Перед нами распахнули стеклянные двери, и мы с Данилой попали в вестибюль, где гармонично соседствовали красный кирпич, стекло и хром.

Лестница-волна привела нас на второй этаж, где в приятной полутьме на круглых столиках сверкали серебряные приборы и хрустальные фужеры. Официанты расправляли несуществующие складки на скатертях с длинной, до пола, бахромой, поправляли «ушки» салфеток в кольцах, и зажигали свечи на высоких канделябрах, что стояли на каждом столе.

– Чувствую себя Золушкой! – призналась я.

– Можно побыть твоим принцем? – Данила улыбнулся, отвесив шутливый поклон.

Нет уж, хватит с меня принцев!