И в страшном раздражении он зашагал от театра прочь – по одному из арбатских переулков, переименованному в улицу Вахтангова.

Он злился на Смышляева – за то, что тот, защищая проект «Ярополк», пренебрег стремлением к раскрытию истины. Злился на любвеобильную актрису – которую понесло среди ночи на свидание. Злился на её неведомого любовника – за то, что тот ушел, оставил её одну, не проводил до дому. И придумывал способы, как ему этого любовника вычислить скорейшим образом – хоть и слабо верил в то, что именно он заморозил Танечку.

Но более всего Николай Скрябин злился на самого себя: за то, что медлил с принятием решительных мер, упускал бесценное время. И вот он – результат: каждую ночь убийца наносит удар. Позавчера – инженер Хомяков, вчера – носильщик Иевлев, сегодня – артистка Рябинина. И Николай дал себе зарок: сегодня, раньше всего остального, он поговорит со Смышляевым. Добьется, чтобы тот пересмотрел свое решение относительно статуса ледяного дела.

Но тут размышления Николая прервались сами собой. С удивлением он обнаружил, что уже не идёт по бывшему Большому Николопесковскому переулку, ставшему улицей Вахтангова, а стоит на месте. Причем стоит, судя по всему, не первую минуту: полуденное солнце, бившее ему в макушку, успело изрядно прижарить его. Скрябин – словно его голову толкнули – резко перевел взгляд на другую сторону улицы. И увидел желто-белое оштукатуренное здание в два этажа, отделенное от проезжей части узкой полосой тротуара.

Николаю был хорошо знаком этот арбатский особняк – длинный, основательный, с железным козырьком над входом. Он побывал здесь сразу после того, как переехал в Москву из Ленинграда – в 1934 году. И потом приходил сюда еще раз пять или шесть. Здесь, в доме № 11 по нынешней улице Вахтангова, была обустроена мемориальная квартира великого русского композитора-мистика Александра Николаевича Скрябина. В этом длинном доме композитор прожил последние три года своей жизни. И здесь же он скончался в возрасте сорока трех лет 14 апреля 1915 года.

Николай знал, что его отец состоял в каком-то родстве с Александром Николаевичем [1] . Но когда он спросил отца о степени этого родства, тот лишь пробурчал что-то невразумительное. Признавать родственную связь с таким человеком ему явно не хотелось. Одно дело – сталинский сановник высшего ранга, и совсем другое дело – композитор, которого еще при жизни одни провозглашали гением, другие – называли сумасшедшим, а третьи – и вовсе считали новым воплощением Мессии.

А его провидческие таланты! Взять хотя бы историю с арендой квартиры, напротив дверей которой стоял сейчас Николай. Композитор снял арбатский особняк 14 апреля 1912 года сроком ровно на три года – хотя квартирная хозяйка предлагала знаменитому жильцу заключить бессрочный договор. Но Александр Николаевич ответил, что это не имеет смысла, поскольку через три года его здесь уже не будет. И ведь угадал в точности – как будто некий все ведущий демон нашептал ему на ухо всю правду о его грядущей судьбе!

Да, в судьбе дальнего родственника имелось множество аспектов, вызывавших у Николая Скрябина жгучий интерес. Однако именно сегодня приходить к музею-квартире загадочного композитора он не собирался. Других, куда более насущных дел имелось предостаточно. Но вот, поди ж ты – ноги сами принесли его сюда.

А теперь Николай не мог стронуться с места. Стоял, как истукан, и силился понять, что это за многоцветное пятно полыхает рядом с крыльцом особняка – в окне первого этажа. Примагничивает к себе его взгляд. Лишь минуту спустя он передернул плечами, будто стряхивая с них что-то, а потом быстро пересек проезжую часть улицы и подошел к входу в мемориальную квартиру.

В том окне пестрела красками цветная репродукция, занимавшая целиком правое нижнее стекло. И картину, с которой эту репродукцию сняли, Николай знал. Тетка его матери, которую он всегда называл бабушкой, очень любила живопись викторианской эпохи.

Автора картины звали Фредериком Лейтоном. А само произведение, выполненное на античный сюжет, именовалось «Юные гречанки, играющие в мяч». Две прекрасные девы, одна – в темных одеждах, другая – в наряде цвета чайной розы, перебрасывались пурпурным мячиком размером с яблоко, явно символизируя смену дня и ночи. Мяч, пущенный гречанкой-Ночью, ловила её товарка в светлых одеждах. И на Николая Скрябина будто снизошло просветление – когда он эту репродукцию в деталях рассмотрел.

Он шагнул к окну, но больше на творение Лейтона уже не глядел. Вместо этого он попробовал заглянуть сквозь оконное стекло вглубь помещения, рассчитывая увидеть того, кто пожелал дать ему эту подсказку.

– Не клубок! – громко произнес Николай Скрябин. – Как же я мог так ошибиться?..

И тут у себя за спиной, в той части улицы Вахтангова, которая отражалась в оконном стекле, Николай вдруг заметил фигуру мужчины. Точнее – тень мужской фигуры, которая тотчас метнулась в сторону. И скрылась в арке, что примыкала к противоположной части двухэтажного желто-белого особняка.