Зачем, хотелось мне крикнуть, ради Бога, чего еще ты хочешь? От меня? От Максима? Что мы, по-твоему, должны делать? Чего ты хочешь? И тут я услышала тихий шорох шин по гравийной дорожке. Миссис Дэнверс пошевелилась.

– Это, должно быть, машина.
– Она встала, зашелестев юбкой.
– Я попросила шофера подождать на дороге. Мне повезло, что моей хозяйке машина требуется редко. Я могу пользоваться ею, когда она свободна, а также услугами шофера.

Я молча проводила ее в холл. "На подъездной дорожке стояла черная машина, шофер придерживал открытую дверцу. Мне есть от чего развеселиться, подумала я. Максим, наверное, хохотал бы, видя, как я несу поднос, чтобы ей услужить, или как ее подвозит и увозит шофер. "Полагайся на миссис Дэнверс, - сказал бы он, - в ней есть шик, ты не находишь?" - и после этого забыл бы о ней, как о персонаже, не играющем никакой роли в нашей жизни. Однако я знала, что это не так.

Я пожала ей руку, она без единого слова села в машину, и та сорвалась с места.

Неловко, как это всегда было мне свойственно, я стала махать ей вслед. Миссис Дэнверс не помахала мне в ответ, она продолжала неподвижно сидеть и посмотрела на меня лишь тогда, когда машина повернула. Я увидела бледное пятно ее лица и устремленные на меня глаза.

И в этот момент почувствовала, как болит у меня ошпаренная рука.

Глава 18

– Ты здорова?

– Да, да, разумеется. Просто жарко, вот и все.

– Ясно...

– Я чувствую себя великолепно, Максим.

– Здесь сейчас чудесно. Ты, пожалуй, позавидовала бы - розы Джанет до сих пор цветут.

– О да, конечно...

– Вот только одно надоедает - мошкара. Меня сегодня чуть не съели на вересковой пустоши!

– О!

– Ты уверена, что здорова?

– Почему ты все время спрашиваешь меня об этом?
– Я услышала собственный фальшивый смех.

– Ты разговариваешь как-то странно.

– Право же, я совершенно здорова. И вполне счастлива. Сегодня ходила на ферму за яйцами.

Я стояла в кабинете спиной к окну, но затем повернулась. Мне неприятна была мысль о том, что кто-то наблюдает за мной снаружи.

Хотя снаружи никого не было, я это отлично знала.

– Фрэнк хочет, чтобы я задержался еще на несколько дней и половил рыбу.

– О!

– Но я все же, пожалуй, приеду домой в среду, как и планировал.

– Нет-нет, Максим, конечно, ты должен остаться! Тебе же там нравится. Нет, пожалуйста, не оставайся, подумала я. Еще прошлой ночью я бы стала уговаривать его, пусть и чувствуя себя виноватой, задержаться в Шотландии, мне тогда хотелось насладиться одиночеством. Но не теперь. Однако же я сказала: - Возвращайся, когда тебе будет удобно.

– В таком случае в четверг.

– Отлично.

– Не скучай. Пригласи Банти Баттерли или еще кого-нибудь.

– Максим, все будет хорошо. Передай им от меня привет.

– Да, конечно.

Мне хотелось заплакать.

Когда я положила трубку, мне показалось, что все в доме поскрипывает, как бы возвращаясь в обычное состояние и успокаиваясь, а затем наступила неестественная тишина. Несколько секунд я стояла неподвижно, не имея сил даже опустить шторы, загипнотизированная темнотой за окнами, которая словно смотрела на меня пустыми глазницами.

Она сумела все разрушить, подорвать мою новообретенную уверенность и умиротворенность, лишила меня покоя, сделала подозрительной и пугливой. Мне стало страшно находиться в доме одной, ходить из комнаты в комнату, я боялась ночного пустынного сада и всего, что было вокруг. У меня появилось ощущение, что за мной шпионят, что кто-то, тихонько дыша, поджидает меня.

Несмотря на это, я заставила себя обойти комнаты и задернуть шторы, включив как можно больше света. Поначалу я негромко напевала, но собственный голос показался мне каким-то неестественным и загробным, я сочла за благо замолчать, и после этого тишину комнаты нарушали только звуки моих шагов.

Я включила радио, однако ворвавшийся в дом шум голосов не давал мне возможности услышать другие звуки, если таковые появятся. Я выключила радио, и в доме установилась мертвая тишина.

В наибольшей безопасности я чувствовала себя наверху. Я отправилась в спальню, прихватив с собой поднос с тостами и вареным яйцом, легла и попробовала читать. Было душно, и мне пришлось открыть окно; несколько раз я вставала и вглядывалась из окна в темноту сада, пытаясь разглядеть там тени, однако ночь была безлунная, и мне ничего разглядеть не удавалось. Не было слышно ни обычного ночного шелеста деревьев, ни шороха от передвижения мелких зверьков.

Я скользила глазами по странице книги, не воспринимая смысла слов, и вскоре отложила книгу и выключила свет; и тут же передо мной всплыло ее лицо и нависло надо мной. Я видела только ее, думать могла только о ней; передо мной возникала ее черная фигура, белеющее во мгле лицо, впавшие глазницы и поблескивающие, сверлящие глаза, зачесанные назад волосы. Мне слышался ее негромкий голос, переходящий в настойчивый шепот, и спустя некоторое время то, что она говорила мне здесь, в этот день и в этом доме, слилось с тем, что она когда-то высказала в Мэндерли, а потом и с тем, что мне послышалось на вилле в Италии. Я пребывала в некоем полусне, пробуждаясь и снова проваливаясь в дремоту, однако так и не могла от нее освободиться, она снова и снова возвращалась ко мне.