Моряки — народ отчаянный, среди них попадаются всякие люди: и бывшие оруженосцы (порой даже рыцари), и бывшие наемники, и грабители, и купцы… в общем, корабельная команда управляться с оружием умела. Ризу понадобилось только прикрикнуть на тех, что поглупее, чтобы встали боком к борту.

Сам Риз тоже взял лук и умудрился пару раз выстрелить, даже один раз вроде попал в кого-то. Он считал себя средним стрелком — тренироваться всегда было некогда — так что, скорее, просто повезло.

Но при стычке двух кораблей мало кто рассчитывает на серьезный урон от лучников, разве что на корабле есть греческий огонь [42] . В этот раз то ли не на одном корабле не нашлось этой гадости, то ли пираты не хотели повредить товар…

«А может быть, и наш Лоренцо не хочет повредить товар, — подумал Риз с усмешкой. — Ганзейский-то когг тоже купеческий!»

С той стороны смеялись, улюлюкали и называли их мазилами на дикой смеси языков, экипаж Лоренцо не оставался в долгу.

— Ах вы, дети ишака! — орал темнокожий матрос по левую руку от Риза на арабском. — Идите сюда, я напою вас кипящей мочой!

Ризу давно не доводилось участвовать в бою — пусть не самом честном, но простом и понятном, чтобы по одну сторону свои, по другую чужие. Предвкушение уже пело в нем. Он выстрелил еще раз, но, хотя корабли и сблизились, стрела ушла в молоко. Чужая стрела, вражеская, мазнула мимо щеки и упала на палубу — на излете.

Наконец, корабли подошли так близко, что вот-вот можно стало бросать абордажные крючья. Лоренцо бросил свой первым. Тут же полетели веревки и с другого корабля; в момент суда притянуло друг к другу, то ли под действием той загадочной инерции, о которой говорил Грач, то ли морякам с обеих сторон очень уж хотелось драться.

Кто-то издал боевой клич, кто-то изготовился прыгать…

— Стоять! — заорал Риз страшным голосом. — Стоять! Сперва они к нам!

— Эй! — вдруг на бортик корабля напротив вскочила стройная и гибкая фигурка: и не боится пацан, что его изрешетят стрелами!

Но пацан сорвал с головы платок, показывая слишком длинные для мальчишки волосы, и закричал слишком высоким и мелодичным голосом на хорошей латыни:

— Эй, сэр чурбан, рыцарь ощипанного дрозда! Слышишь меня? Твой хозяин с тобой?

Риз сжал зубы.

— Лучше я познакомлю тебя с моей хозяйкой, — он поднял руку с палашом.

— Ну вот, — ослепительно улыбнулась Юдифь. — Я так и знала! Ты бы от него надолго не отстал, бедный песик! Меня вел сам Господь и привел к нему!

Позабыв о собственном приказе, Риз перемахнул на ту сторону. Как это случилось, он сам не понял — затмение нашло. Пролом между двумя кораблями вдруг оказался под ним, а потом позади, и он балансировал на узком борту, а потом резанул кого-то по руке (неистово закричали) — только чтобы достать до Юдифи.

А она, черт ее побери, ухмылялась. Эту ухмылку он словно видел сквозь спины ганзейских моряков, которые сомкнули перед Юдифью ряды, защищая. Риз собирался прорубиться, он хотел вытрясти ее…

— Эй, вперед! — крикнул Фаско, изготовясь прыгать на когг.

Юдифь крикнула что-то на германском (этого языка Риз почти не знал, а потому понял только слово «прекратить», и еще «к чертовой матери»). Оружие ганзейцев со звоном посыпалось на палубу.

Риз уже ничего не понимал.

— Не переживай, — Юдифь словно ответила на его мысли, бесстыдно глядя прямо в глаза. — Непонимание — твое естественное состояние.

Грач с мрачнейшим видом перевязывал плечо Риза.

— Ну вот что вас туда понесло? — спрашивал он, видимо, от нервов перейдя со своей обычной латыни на нормандский и называя Риза на «вы», хотя на латыни обычно использовал более интимное обращение. (По его выговору Риз даже решил, что это родной язык Грача, хотя и не испытывал полной уверенности.) — Без вас бы не обошлось? Увидели Юдифь и обрушились на нее всей мощью своего гнева? Разве вы не понимаете, что именно на это она и рассчитывала?

— Я, между прочим, нахожусь здесь, лорд Руквуд, — жизнерадостно прощебетала Юдифь на латыни.

Трюм скудно освещался дневным светом из крошечного квадратного окошка под потолком. В синеватом луче лицо Юдифи, сидящей на бочке с солониной, напоминало то ли святую с витража, то ли покойницу, только карие глаза сверкали живым, горячечным блеском.

— Вы и этот язык знаете, — вздохнул Грач.

— Как можно жить в Европе в благословенном двенадцатом веке и не знать хотя бы основных языков? — проговорила она, приподняв брови. — Ну же, мой лорд, как вы могли так плохо обо мне подумать?

— Не называйте меня «мой лорд», — Грач сверкнул на нее глазами. — Вы мне ничего не должны, и я вам ничего не должен.

— Но я так хочу вам служить! — Юдифь вздохнула. — Или, точнее, не вам, а Той, кому вы служите.

(Риз отчетливо услышал большую букву в слове «Той»).

— Кому я служу, по-вашему? — Грач замер с бинтами в руке.

— Той, — ответила Юдифь, улыбаясь. — Высшей силе. О, я знаю, теологи считают, что Господь сотворил мужчину по образу и подобию своему, а затем уж сделал женщину, просто исправляя недоработку. Но мне гораздо больше нравится мысль, что в каждом из нас отражение бытия божия во всей его полноте… а потому, разумеется, я могу называть Ее как мне нравится, правда? Хотя, если вам так удобнее, можете считать, что я служу Богоматери.